Примерно в половине пятого Томас подал свою визитную карточку горничной в кенсингтонской резиденции леди Мэри Карфакс и спросил, не соблаговолит ли госпожа уделить ему полчаса ее драгоценного времени в связи с недавним жестоким убийством Вивиана Этериджа, Д. П.
Горничная вернулась с сообщением, что инспектор может подождать в передней и что госпожа примет его, когда сочтет нужным.
Леди Мэри решила «помариновать» его три четверти часа на тот случай, если он вдруг подумает, будто ей больше нечем заняться. Когда же любопытство одержало над ней верх, она перешла в малую гостиную, расположилась в ярко-розовом кресле со стеганой обивкой и велела горничной привести к ней гостя. На стенах висела парочка приятных пейзажей, а также множество фотографий и семейных портретов. Как минимум на дюжине из них отображался путь Джеймса Карфакса от младенца до вдумчивого, застенчивого молодого человека, обнимавшего мать за плечи.
Свой невысокий рост леди Мэри Карфакс компенсировала царственной осанкой. Она сидела в кресле с абсолютно прямой спиной и, естественно, не поднялась, когда в комнату вошел Питт. Ее вьющиеся от природы седые волосы были уложены в высокую прическу. В молодости она, вероятно, слыла красавицей, с возрастом черты ее лица не утратили изящества, а кожа — гладкости, однако за прошедшие годы во взгляде ее серо-голубых глаз прибавилось холодности, щеки и подбородок обвисли, а некогда очаровательный ротик превратился в тонкую линию, и плотно сжатые губы говорили о внутренней безучастности, о безжалостности, которая, как показалось Питту, доминировала в ее характере.
Она даже не удосужилась кивнуть и лишь сухо процедила предложение присесть.
— Благодарю вас, леди Мэри, — сказал Питт, усаживаясь напротив нее.
— Итак, что я могу для вас сделать? Я имею определенное представление о политической ситуации, но сомневаюсь, что смогу сообщить вам нечто полезное об анархистах, или революционерах, или оппозиционерах.
— Ваша невестка, миссис Джеймс Карфакс, считает, что ее отцу угрожала женщина, которая борется за то, чтобы женщинам было предоставлено право голосовать во время парламентских выборов.
Одна из сурово сведенных бровей слегка изогнулась.
— Боже мой! Я, конечно, знала, что все эти феминистки — наглые создания, лишенные человеческих чувств и утонченности, которые присущи женщинам. Но, должна признаться, до настоящего момента мне и в голову не приходило, что они могут быть настолько безумны. Естественно, я настоятельно, с самого начала, советовала мистеру Этериджу не проявлять к ним жалости. Это противоестественно для женщины — стремиться к влиянию в общественных сферах. Природа не наделила нас бесцеремонностью, нам там не место.
