Таким образом, писатель, может быть, впервые столь обнаженно продемонстрировал неоднородность белого движения, в рядах которого оказались и бывшие черносотенцы, и разная «тыловая сволочь», и подлинные патриоты России, снял с его участников венец страстотерпства и мученичества. Он вскрыл причины «охлаждения» населения к своим «защитникам», поскольку при всей ненависти к бесчинствам «красных» люди все чаще начинали рассуждать так: «Избави нас Бог от друзей, а с врагами справимся сами».
Вряд ли Чирикову было известно стихотворение Максимилиана Волошина «Гражданская война», написанное в 1919 г., где есть такие строки:
И там, и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
«Кто не за нас — тот против нас!
Нет безразличных: правда с нами!»
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
Но очевидно, что писателю оказалась близка именно эта позиция, и именно ее он воплотил в этом произведении. Особенность романа «Зверь из бездны» состоит в том, что Чириков рисовал не каких-то абстрактных злодеев, монстров-извращенцев, моральных уродов, а изображал большею частью хороших русских людей, чья психика не выдержала нагрузки, чья нравственность оказалась зависима от обстоятельств, которые не позволяют сделать правильный выбор, сохранить свою душу.
Всеобщий нравственный упадок, моральное разложение определяют логику поступков и «белых», и «красных», рождают в их сердцах злобу и отвращение. И вот этого-то жесткого диагноза не могло простить Чирикову эмигрантское окружение, в итоге все же согласившееся заменить слово «клевета» в приговоре роману на слово «неправдивость».
Этот роман на короткое время смягчил отношение к писателю в стране Советов, которая стала радостно заверять, что наконец-то писатель воссоздал картину зверств и разбоя белого движения. Однако общий вывод все же оставался для Чирикова неутешительным: художественная правда возникла в романе помимо воли автора, а его пером водила злоба человека, не забывшего, что в революцию у него похитили письменный стол и разорили уютный кабинет. И среди определений, даваемых художнику и его творчеству — «черносотенный бред», «апологет кнута и нагайки», распространяющий нелепости о «славянском единстве», — были едва ли не самыми нейтральными. На родине, конечно, кроме всего прочего, не могли забыть его выступлений в деникинской печати и брошюр о М. Горьком «Фиговый листок» (1919) и «Смердяков русской революции» (1921).
