Жизнь Микеланджело | страница 25



Конечно, продолжать работу над памятником Юлию II оказалось невозможным. Но еще прискорбнее было то, что и фасад церкви Сан-Лоренцо тоже не удалось возвести. Если б Микеланджело только отказался от помощника, это было бы еще полбеды, но роковое стремление все делать самому погнало его в Каррару наблюдать за разработкой мрамора, тогда как ему следовало бы сидеть во Флоренции и работать. Ему пришлось столкнуться с множеством затруднений. Медичи настаивали на том, чтобы мрамор брали из недавно приобретенных Флоренцией каменоломен в Пьетрасанте, а не в Карраре. Микеланджело вступился за каррарцев, и папа не постеснялся обвинить его во взяточничестве,[134] когда же он скрепя сердце подчинился приказаниям папы, на него ополчились каррарцы. Они вошли в сговор с Лигурийскими судовладельцами, и Микеланджело, которому надо было перевезти заготовленный мрамор, напрасно объездил все побережье от Генуи до Пизы: нигде он не мог зафрахтовать ни одной барки.[135] Да еще пришлось от каменоломен к морю строить дорогу, частично на сваях, через горы и заболоченные равнины. Местные жители не желали участвовать в расходах по прокладке дороги. Нанятые каменотесы ничего не смыслили в своем деле. И каменоломни были новые, и рабочие были новичками.

Микеланджело горько сетовал:

«Покорить эти горы и обучить здешних людей искусству… Да легче воскресить мертвых!»[136]

Но все же он не сдавался:

«Я выполню то, что обещал, наперекор всему и с божьей помощью создам самое прекрасное произведение, какое когда-либо видела Италия».

Сколько он положил сил, таланта, вдохновенных восторгов – и все впустую! В конце сентября 1518 г. от переутомления и забот Микеланджело даже слег в Серавецце. Он сам сознавал, что напрасно растрачивает здоровье и творческие мечты, обрекая себя на труд простого поденщика. Его томит желание поскорее приступить к работе и вместе с тем знакомое чувство страха: а вдруг он не справится? Были ведь еще и старые обязательства, которые он никак не мог выполнить.[137]

«Я сгораю от нетерпения, но проклятая моя судьба заставляет меня делать не то, что хочется… Я все время казнюсь, сам себя почитаю обманщиком, хотя и не виноват».[138]

Вернувшись во Флоренцию, Микеланджело терзается в ожидании барок с мрамором, но Арно обмелела, и тяжело груженные суда не могут подняться вверх по течению.

Но вот барки прибыли. Приступит он, наконец, к работе? Нет! Он возвращается в каменоломни. Он ни за что не хочет начинать, пока не добудет весь нужный мрамор, как некогда для гробницы Юлия II, – целую гору мрамора! Он все откладывает, тянет. Уж не боится ли он? Не слишком ли много он наобещал? Не слишком ли было самонадеянно с его стороны браться за такую сложную архитектурную работу? В конце концов ведь это не его ремесло – нигде он этому не учился. И начинать страшно и поздно отступать.