Жизнь Микеланджело | страница 24
В другом стихотворении он горько жалуется:
Ах, какой нестерпимой мукой разрывает мне сердце мысль, что та, которую я безгранично люблю, меня не любит! Как же мне жить?…
Приведем еще несколько строк, написанных на эскизах к мадонне для капеллы Медичи:
Только я один пылаю во тьме, когда солнце, спрятав свои лучи, покидает нашу планету. Все наслаждаются, а я, в муках распростертый на земле, стенаю и плачу.[124]
В могучих скульптурах и в живописи Микеланджело тема любви отсутствует: в них он выражает лишь самые героические свои мысли. Он словно стыдится дать здесь волю сердечным слабостям. Доверяет он свои тайны одной лишь поэзии. Только в стихах Микеланджело открывает нам муки сердца, пугливого и нежного под суровой оболочкой:
Окончив роспись Сикстинской капеллы, Микеланджело возвращается во Флоренцию: Юлий II умер,[126] и ничто больше не удерживает его в Риме. Он может снова приняться за любимое свое творение – гробницу ныне усопшего папы. По договору он обязуется сделать ее за семь лет.[127] На целых три года он весь ушел в эту работу.[128] В эту сравнительно мирную пору своей жизни – пору раздумчиво грустной и ясной зрелости, когда бешеное кипение времен Сикстинской капеллы улеглось словно затихло и вошло в берега разбушевавшееся море, – Микеланджело создает свои самые совершенные творения: «Моисея»[129] и луврских «Рабов».[130] Тут ему в полной мере удалось привести в равновесие свои страсти и волю.
Но то была лишь краткая передышка, и снова бурно и тревожно течет его жизнь, снова Микеланджело обступает непроглядная тьма.
Новый папа, Лев X, задался целью помешать увековечению своего предшественника и заставил Микеланджело трудиться во славу дома Медичи. Не то чтобы Лев X был так уж расположен к художнику – мрачный гений Микеланджело был глубоко чужд эпикурейцу-папе,[131] который куда больше благоволил Рафаэлю, но в Льве X говорило тщеславие: создатель фресок Сикстинской капеллы был гордостью Италии, и папа решил его приручить.
Он предложил Микеланджело возвести фасад Сан-Лоренцо – церкви Медичи во Флоренции. Микеланджело, подстегиваемый соперничеством с Рафаэлем, который за время его отсутствия стал первым художником в Риме,[132] не нашел в себе силы отказаться, хотя выполнить новую работу, не забросив старой, он был не в состоянии, и лишь навлек на свою голову впоследствии неисчислимые беды. Он убеждал себя, что справится с гробницей Юлия II и с фасадом Сан-Лоренцо, если все второстепенные работы передаст помощнику, а сам займется главными статуями. Но по своему обыкновению он постепенно увлекся новыми планами и уже не мог примириться с тем, что кто-то разделит его славу. Более того, он дрожал при одной мысли, что Лев X раздумает доверить ему постройку фасада, и сам умолял надеть на него еще и эти цепи.