— Ма-а, — осторожно начала она, — ну что тут такого? Еленушка сама много раз жаловалась, что в классе «хронический беспорядок». Тошка убираться будет, парты мыть… Его дом снесли, а ты второго домового ни за что бы не разрешила…
— О-о-о! — мама закатила глаза, — Марина, ты не маленькая! НИКАКИХ ДОМОВЫХ НЕТ!!! Нет, и быть не может. Не должно!
— Угу. А на шкафу кто сидит? — Маринка показала на Тимку, который, болтая ногами, с интересом прислушивался к беседе, но предпочитал молчать. Он вчера, убираясь на кухне, грохнул любимую мамину чашку. Поэтому сегодня старался держаться скромно и незаметно.
— Нахал и хулиган! — отрезала мама, — Тоже мне, нашли домового… тут она немного притормозила.
Тимку мама любила и ценила: он хорошо умел печь пироги, жарить картошку, вышил все полотенца и скатерти в доме. Только вот убираться у Тимки не получалось. Всегда он что-нибудь разбивал при этом. Любить-то мама его любила, но вот понять, что он домовой, не могла. То есть, понимала, конечно (как спорить с очевидным?), но не признавалась в этом даже самой себе. Поэтому, когда речь заходила о том «кто есть кто?» мама эту тему быстренько заминала, переводя разговор. Вот и сейчас:
— В общем так! Ты должна, наконец, спуститься с неба и стать такой, как все нормальные люди. Я не хочу, что бы ты выросла неудачницей. Чудачкой, как твоя бабушка. Пора начать серьезно смотреть на вещи. Я понимаю, что у тебя еще 4 года до окончания школы, но время летит незаметно. С этого года начнешь готовиться в медицинский институт!
— Но мама!!! Я же…
— Никаких мам! Ты сама не способна решить, что тебе нужно! Вот станешь серьезным человеком, тогда поговорим… А пока обещай мне, что больше не будет ни каких глупостей. Ты слышишь? НИКАКИХ!
— Мама, ну послушай…
— Ничего не хочу слушать!!! Немедленно дай слово, что отныне перестанешь заниматься всякими глупостями! Ну!?
Это «Ну!?» прозвучало резко, как удар. И тогда Маринка не выдержала. Зарываясь в подушку, обозлившись на всех вокруг, и на маму, такую непонимающую и чужую, и на молчащего, не пришедшего на помощь Тимку, и на тех, кто были «все нормальные люди», и на кого ее заставляли быть похожей, она закричала:
— Даю! Даю слово! Только отстань!!! — и разрыдалась бурно, так, как можно плакать только в детстве, да и то, только тогда, когда рушится твой мир.
Правда, через полчаса, отревевшись в подушку, Маринка обнаружила, что мир ее никуда не делся. Домовой так же сидел на шкафу, любимые сказки стояли на полке, и сходить к бабушке, которая работала уборщицей в театре и всегда позволяла внучке полазать за кулисами и поболтать с тамошним домовым — Кулиской, хотелось больше, чем идти в школу.
