Носком ботинка Давыдов ударил по грунту, потом основательно его взрыхлил. Нога зацепилась за что-то твёрдое и, вместе с тем, податливое.
«Корень дерева»? — успокаивал себя Давыдов.
Но здесь не росли деревья. А даже если бы и росли, вряд ли их корни кто-то будет заворачивать в чёрную, развешивающуюся на куски материю.
Лейтенанта вырвало, Давыдова тоже мутило: их занесло в самый центр небрежного захоронения. Здесь всё было отравлено: земля и воздух… а теперь ещё и души случайных свидетелей. Отравлены злобой и ненавистью к нелюдям, которые творили зло.
— Вынеси меня отсюда, майор, — взмолился лейтенант, отплёвываясь от желчи. — Умоляю, вынеси!
«Вот почему Аббани не хотел, чтобы я бежал к Зелёному Мысу, — размышлял Давыдов. — Они здесь расстреливали людей, а когда вспомнили, что братская могила оказалась на пути традиционного пробега ветеранов, было поздно. Они закрыли космопорт, чтобы везти ветеранов автобусами… и если бы не Джонсон, меня пристрелили бы ещё днём…»
Отработанным борцовским приёмом «мельница» он вновь взвалил лейтенанта на плечи. Кажется, тот тихо плакал, сдерживая рыдания, дабы не тревожить раненые рёбра или не желая показывать десантнику свою слабость.
«Можешь плакать, — мысленно ободрил полицейского Давыдов. — Это не те слёзы, которых нужно стыдиться».
— Остановились и легли на землю!
Искажённый мегафоном голос показался удивительно знакомым.
«Вот зараза, — подумал Давыдов. — Я ведь только что вспоминал о нём!»
Семён послушно опустил на грунт враз притихшего лейтенанта и, набросив на него сетку «хамелеон», неспешно сделал несколько шагов в сторону.
Острая боль вонзилась в левую руку, но Семён упрямо шёл прочь от лейтенанта.
— Я приказал остановиться! — заорал мегафон. — Следующий выстрел в живот.
Давыдов здоровой рукой вытащил из воротника ключ от звездолёта и высоко поднял его над головой.
— Сбавь обороты, Аббани, — крикнул он. — Если мой палец освободит кнопку ключа, катер сядет нам на голову.
— Твой катер в порту на стоянке, — отозвался комиссар. — Пока он прогреет двигатели, ты остынешь, а меня здесь давно не будет.
— А ты подними глаза, — посоветовал Давыдов.
Но смотреть наверх уже не было необходимости. Пламя маршевых дюз затмило свет Кольца. По земле потянулись дрожащие тени.
— И не вздумай двигаться, — предупредил десантник. — Сейчас ты выбираешь: сгореть здесь и сейчас или пожить ещё какое-то время до суда и умереть без боли в газовой камере. Что скажешь?
