— Знаешь, птеродактиль… — Я шагнул, возвращаясь на прежнее место, и даже чуть ближе, презрев пределы безопасности. — …Там, говорят, под сияющим всеми цветами радуги, издыхающим небом три дня крутилась самая остервенелая и бессмысленная мясорубка за всю историю штурмовых операций…
Архангел никак не отреагировал на нарушение границ дозволенного. Он слушал.
— …и ещё…
Я резко ударил пяткой в сочленение между плюсной и голенью, подкашивая противника, и почувствовал хруст. Очень легко.
Я схватил костыли и рванул их вниз, подтягивая архангела на себя, и, когда наши лица поравнялись, ударил лбом в переносицу.
И услышал треск.
Не прерывая траектории движения, развернул перед собой, завел руку под крыло, вперед и верх, ударил по внутренней стороне колена, уронил, упал сверху и дожал, наслаждаясь от ощущения рвущихся под пальцами перепонок и выворачивающихся сухожилий.
Со всех сторон уже бежали патрульные, и полковник орал, что надо быстрее отстегнуть оружейные протезы. Ему надо — пусть сам и отстегивает. Я поднялся, отряхиваясь:
— Вы, мать вашу, фиксировали своим сканером геометрию лица или сердечный ритм хотя бы, или только чип-кодом ограничились?
— Биометрическая идентификация? Зачем? И так же видно, что архангел. Счас всё оформим, по протоколу, не волнуйся. — Полковник присел на корточки возле корчащегося на уличном покрытии тела. — Лихо ты его уделал, консультант. А с виду — хлюпик хлюпиком, и врёшь же, вдобавок, на ходу, не краснея — технари, звезды-зажигалки.
— Не вру — манипулирую информацией.
— Точно. Кстати, а я вот не понял — на дюзе же, как минимум, маркировка должна быть нанесена.
— Что? А, надпись… на втором бастион-сателлите восемь маневровых дюз вместо обычных двенадцати. Несерийная модель или что-то вроде. Нет девятой дюзы на «двойке» — поэтому ничего и не написано.
— И в этом весь прикол? — разочарованно протянул полковник.
— Нет. Прикол в том, что на второй дюзе девятого бастеллита написано «Наташа».
— Чего это значит?
— Самый первый главтехник «девятки» с ней постоянно мучился. С дюзой.
— И что?
— Он был турок по национальности.
— Ничего не понял. — Полковник замотал головой.
— Это бы мало кто понял. Но «девятка» до сих пор — самый живучий бастеллит на «Небесной». Поэтому надпись регулярно подновляют.
Архангел, судя по глазам, тоже хотел со мной поговорить, но был занят тем, что стонал от боли. Наверное, мне стоило извиниться перед ним. Потом.
Прежде чем дать допуск в изолятор, полковник устроил мне форменный допрос.
