— Ответь без утайки на иной вопрос. Касается он лишь тебя.
— Если сумею, государыня.
— Сумеешь, коль пожелаешь. Сколько добывал ты за год злодейским разбоем, орудуя на собственный страх и риск?
«Добираемся до сути», — подумал Расенна.
Помедлил, наморщив лоб; мысленно подсчитал.
— Год на год не приходится, и лето лету рознь. В общем и среднем, талантов эдак сто десять-сто двадцать... Золотых талантов, разумеется, — прибавил этруск, дабы исключить возможные зацепки либо недопонимание.
— Для пирата...
— Архипирата, — поправил Расенна, уже вполне освоившийся в присутствии великой критянки.
— Что?
— Архипирата, госпожа. Именно так именуют меня от Геракловых Столпов до Меотийского Болота[29].
— И туда забирался? — удивилась Арсиноя.
— Случалось, — ответил этруск. — Правда, разок-другой, не более. Поживы, почитай, никакой, а туземцы воинственны, и превесьма.
— Даже для архипирата... Немалое богатство, немалое!
Расенна пожал плечами.
— Но для царской казны, — сказала Арсиноя, слегка перегибаясь вперед, — ничтожная капля в море!
Расенна уставился прямо в расширенные зрачки царицы.
— Хочешь вернуться к ремеслу, в коем искушен сверх вообразимой меры, но зарабатывать не сто двадцать, а, скажем, на первых порах, двести пятьдесят золотых талантов? Если дело пойдет на лад, названная цифра будет неукоснительно увеличиваться. Верному, надежному, ловкому человеку я готова платить и пятьсот, и тысячу. Награда, как видишь, умножится, опасностей же и превратностей встретится куда меньше, чем прежде.
— Тебе требуется придворный пират, госпожа? — медленно спросил этруск.
— В известном смысле. Но, как ты, вероятно, догадываешься и сам, не грабитель, а похититель...
* * *
В последующие два месяца мастеру Эпею и начальнику стражи Рефию довелось потрудиться в поте лица — правда, на различные, совершенно несхожие лады. Но ни тот, ни другой не изведали ни минуты передышки, пока все требования, предъявленные привередливым этруском, не были исполнены безукоризненно точно.
. Впрочем, принимая во внимание условие Арсинои — полная, совершенная и наибезупречнейшая скрытность, — едва ли можно было счесть Расенну капризным. Официально зачисленный в покойники пират придирчиво командовал приготовлениями, запершись в отдаленнейшей комнате гинекея; учитывал всякую мелочь, заботился о каждой малости.
Низкую, ходкую тридцативесельную миопарону «Левка» приобрели на самом юге острова, в городе Фесте, у корабелов, построивших ее для финикийского купца, на самом деле промышлявшего работорговлей и нуждавшегося в судне более проворном, чем поместительном.
