— Ниночка, душа моя, — Керенский приобнял барышню, поцеловал в щеку и наклонился к девочке. — Как ты, моя хорошая? Не кашляешь?
— Неть, — важно ответила малявка и забавно сморщила носик. — Дядя Саса, а ты привез мне кукву?
— Какой же я был бы дядя из столицы, если бы приехал без куквы? — расхохотался он, присел над саквояжем и выудил из него коробку, перевязанную розовым бантом. — Держи!
— Так, все подарки после обеда, — строго сказал Федор Федорович и обратился к подполковнику: — Вам постелют наверху. Там тесновато, конечно, но очень мило. Нина Алексеевна? — посмотрел он на жену. Та понимающе кивнула. — И проси поскорее подавать к столу — наши гости, должно быть, проголодались в пути. Идемте, капитан, я покажу, где у нас летний душ.
Через час вымывшийся и посвежевший Рождественский наслаждался сочной бараниной с рисом.
— Мы тут на станции известия о Степном крае слышали. — Скорый пригубил холодного компота из стакана. — Крайне тревожные.
— Это ужас, что творится, — кивнул Федор Федорович. — В Семиречье настоящая война разгорелась. А третьего дня на службу сводка пришла. В селе Беловодском двести арестованных киргизов убили.
— То есть как? — перестал жевать Керенский.
— Пишут, что при попытке к бегству. Но я думаю, самосуд случился. Уж сильно туземцы зверствуют. — Федор Федорович вилкой гонял рис по тарелке. — А еще в Пишкеке полиция с казаками поубивали больше сотни.
— Нападавших?
— Пленных, — помотал головой брат. — Уложили лицом вниз на главной площади и покололи штыками.
— Да это ж ни в какие ворота! — вспыхнул Скорый. — Что за самоуправство! А власти что делают?
— Думают начальство мое туда отправить, для выяснения. Когда все поуляжется. Там ведь натуральная война идет, Саша. У киргизов армия собралась. Пять тысяч человек осаждают Токмак.
— Ты съезди с ним туда, Федя, — попросил Александр. — Мне знать нужно, что там было. Всю правду знать. Это, конечно, чудовищно…
В столовой повисло молчание.
— Времена тяжелые нынче, тут вы правы, — нарушила ее Нина Алексеевна. Ей явно не нравилась выбранная для разговора мужчинами тема. — Край такой благословенный был, а теперь и тут голод. Нищих стало полно, босоты. Цены за год взлетели, боже ж мой! На муку и рис — вдвое, на сахар и сало — аж в три раза. Мясо вон, — она ткнула вилкой в баранину, — уже двенадцать рублей пуд. Яблоки и те — шесть.
— Скоро будем машхудру кушать, — улыбнулся Федор Федорович и перевел разговор на дела: — А какие у вас планы, господа?
