— Безусловно, — кивнул Смит-Камминг и с любопытством уставился на коробочку. — Вы позволите?
Сэр Уинсли кивнул.
Директор Интеллидженс Сервис откинул крышку и поправил монокль. На черном бархате тускло блестела серебром маленькая фигурка орла.
— Вы хотите сказать, эта безделушка убедит русских, что они сами решили убить Распутина?
— Эта безделушка, — Уинсли хитро улыбнулся, — заставит поверить кого угодно во что угодно.
* * *
Двадцать седьмого сентября в могилевской Ставке русского царя состоялся показ британского агитфильма «Битва на Сомме» его императорскому величеству и цесаревичу, организованный капитаном Альфредом Бромхэдом. Вечером того же дня в штаб-квартиру секретной службы пришла шифровка: «Премьера сорвала овацию». Капитан Камминг моментально отдал приказ к началу операции «Целлулоид».
С этого дня сэр Уинсли с особым волнением перечитывал утреннюю прессу. Осенние дни шестнадцатого года тянулись для него мучительно долго…
Утром двадцать шестого октября сэр Уинсли с замиранием сердца раскрыл свежий номер «Дейли телеграф». Ожидание накалило Артура до предела, и он почти вырвал из рук Хоупа еще даже не проглаженную утюгом газету.
Сэр Уинсли наспех перелистывал страницы. Взгляд метался по заголовкам. Дрожащие пальцы вымазались типографской краской. Заметка была. Но не о Распутине.
Двадцать пятого октября на другой стороне Ла-Манша после долгой и тяжелой болезни умер, не приходя в сознание, Жерар Анаклет Винсент Анкосс. Последний настоящий алхимик.
Глава четвертая. Туркестанский должник
Российская империя, Туркестанский край, август 1916 года
— А может, и к лучшему, что они вчера отправились, — сказал Керенский, помешивая серебряной ложечкой чай. — Я, знаете ли, не особо хотел их в попутчики.
— Отчего же? — Рождественский задумчиво поглаживал кончиком пальца изображение имперского орла, словно присевшего на подстаканник между буквами «Н» и «ЖД». — Не любите магометан?
Керенский отправил в рот ломтик лимона и поморщился:
— Не то чтобы не люблю, но слушать шестнадцать дней кряду их утренние песнопения не имею ни малейшего желания. Уж больно громко они молятся. — Александр Федорович сплюнул в кулак лимонную косточку и отправил ее в пепельницу. — Я в Ташкенте провел все детство и отрочество. Так меня эти побудки с младых ногтей раздражают.
Рождественский пожал плечами:
— Со своим уставом в чужой монастырь, сами знаете.
— Да бог с ними, с моими думскими коллегами, — картинно махнул рукой Керенский. — День-два погоды не сделают. Зато теперь мы до самого Ташкента будем путешествовать с полным комфортом.
