Вы ясно слышите во всемъ этомъ мотивы Ивана Карамазова: нуменальнаго смысла человѣческой жизни мы не хотимъ, ибо никакая вселенская гармонія не оправдаетъ одну слезинку ребенка, одно проявленіе безсмысленнаго мірового зла; мы ищемъ этого смысла здѣсь, въ нашей земной жизни, и разъ Богъ не хочетъ намъ его открыть, то мы не хотимъ Бога, какъ не хочетъ и какъ отвергаетъ его Василій Ѳивейскій:
- Такъ зачѣмъ же я вѣрилъ?
— Такъ зачѣмъ же ты далъ мнѣ любовь къ людямъ и жалость? чтобы посмѣяться надо мною?
— Такъ зачѣмъ же всю жизнь мою Ты держалъ меня въ плѣну, въ рабствѣ, въ оковахъ? Ни мысли свободной! Ни чувства! Ни вздоха! Все однимъ Тобою, все для Тебя! Одинъ Ты! Ну, явись же? я жду…
Но почему-то Богъ давно уже пересталъ появляться: не хочетъ жизни Богъ и жизнь не хочетъ Бога.
Несмотря на это, конечно, всегда останутся вѣрующіе въ объективный смыслъ жизни и міровую гармонію, признающіе, что по частнымъ случаямъ нельзя судить Промыслъ, царящій надъ міромъ; мы вѣдь знаемъ, что признаніе объективной цѣлесообразности человѣческой жизни? дѣло вѣры, а вѣра во что бы то ни было всегда непобѣдима: она покоится не на логикѣ, а на психологіи человѣка. Но зато вѣра эта и необязательна: вы вѣруете въ царящую надъ міромъ гармонію, а я? нѣтъ; вы вѣрите, что всѣ земныя слезы получатъ себѣ объясненіе по ту сторону бытія, а я ищу смысла жизни въ нашемъ мірѣ трехъ измѣреній? и убѣдить другъ друга логическими доводами мы, конечно, не можемъ: на моей сторонѣ? эмпирическая очевидность, на вашей? религіозная увѣренность, а это двѣ величины несоизмѣримыя.
Зло? ирраціонально, и не должно быть оправдываемо идеей «Бога»? вотъ основной смыслъ «Жизни Василія Ѳивейскаго»; предоставляя вѣрующимъ вѣрить, мы должны искать рѣшенія проблемы о смыслѣ жизни въ границахъ нашего человѣческаго познаванія, не переходя въ область трансцендентнаго. Для многихъ это трудно, это тяжело; и даже отказавшись отъ вѣры въ Бога, многіе торопятся вставить новую вѣру въ старую рамку? вѣру въ человѣчество, въ общество, въ государство. Жизнь въ ея цѣломъ безсмысленна, а слѣдовательно ея смысла надо искать внѣ ея: вотъ обычное умозаключеніе, хромающее на обѣ ноги. Отчего «слѣдовательно»? Откуда такая презумпція, что въ человѣческой жизни во что бы то ни стало долженъ быть объективный смыслъ?? Эти вопросы обыкновенно трусливо обходятся сторонкой или затушевываются догматическимъ утвержденіемъ, что вѣра въ объективный смыслъ жизни неотъемлемо присуща каждому человѣку. Дѣйствительно, человѣку трудно отказаться отъ такой иллюзіи; но съ какихъ же это поръ трудность преодолѣнія иллюзіи является аргументомъ въ пользу ея истинности? Въ такомъ случаѣ ужъ не вертится ли солнце вокругъ неподвижной земли,? ибо эта иллюзія наиболѣе непреодолимая изъ всѣхъ? И за иллюзію объективнаго смысла жизни человѣкъ склоненъ цѣпко держаться; онъ не хочетъ выпустить ее изъ рукъ, чтобы не остаться одинокимъ и случайнымъ звеномъ въ міровой цѣпи событій; разорвавъ съ Богомъ, человѣкъ нервно ищетъ за предѣлами своей жизни нѣчто такое, что осмыслило бы навсегда его существованіе. Подобно андреевскому Сашкѣ (изъ разсказа «Ангелочекъ»), человѣкъ жаждетъ «увидѣть то, чего не хватаетъ въ картинѣ его жизни и безъ чего кругомъ такъ пусто, точно окружающіе люди не живые»… Сашка увидѣлъ это нѣчто въ восковомъ ангелочкѣ, потому что ангелочекъ этотъ «былъ безконечно далекъ и непохожъ на все, что его здѣсь окружало» (I, 28? 29). Въ этомъ все дѣло: безсмысленную жизнь должно осмыслить нѣчто лежащее за ея предѣлами? таковы всегда поиски за объективнымъ смысломъ жизни
