— Зрячимъ, Вася, зрячимъ!? грозно крикнулъ попъ и, сорвавшись съ мѣста, быстро заходилъ по комнатѣ. Потомъ остановился посреди нея и возопилъ:
— Вѣрую, Господи! Вѣрую!
И тихо стало. И громкій скачущій хохотъ прорвалъ тишину, ударилъ въ спину попа? и со страхомъ онъ обернулся.
— Ты что?? испуганно спросилъ онъ, отступая. Идіотъ смѣялся. Безсмысленный, зловѣщій смѣхъ разодралъ до ушей неподвижную огромную маску, и въ широкое отверстіе рта неудержимо рвался странно пустой, прыгающій хохотъ:
— Гу-гу-гу! Гу-гу-гу!»
Этотъ смѣхъ идіота? приговоръ вѣрѣ безумнаго. Но въ то же время эта вѣра Василія Ѳивейскаго въ здѣшнее земное чудо? незамѣтное возвращеніе его въ область человѣческой этики. Онъ, который на мгновеніе увѣровалъ въ объективный смыслъ жизни, въ высшій смыслъ страданія, зла, смерти и возсталъ противъ эмпирической очевидности во имя вѣры въ сверхъ-человѣческую справедливость? онъ не ищетъ теперь оправданія несчастію этого слѣпого отъ рожденія человѣка въ области трансцендентнаго; нѣтъ, слѣпой этотъ долженъ сдѣлаться зрячимъ здѣсь, на землѣ; здѣсь феноменальное одерживаетъ въ душѣ его побѣду надъ нуменальнымъ, субъективное надъ объективнымъ; изъ забитаго попа онъ обращается въ гордаго человѣка. Ярко и рѣзко проявляется эта побѣда въ заключительной сценѣ разсказа? при похоронахъ Семена Мосягина, такъ нелѣпо и случайно погибшаго. Василій Ѳивейскій не утѣшаетъ ни другихъ, ни себя той мыслью, что Мосягинъ теперь знаетъ истину о жизни, что душа его смѣется; эта сверхъ-человѣческая, нуменальная истина не нужна живому человѣку, человѣкъ возвращаетъ Господу Богу билетъ для входа въ эту всемірную гармонію. Съ безконечной силой вѣритъ Василій Ѳивейскій, что такъ не должно быть, что такъ не будетъ; съ безконечной силой вѣры подходитъ онъ къ разлагающемуся трупу и говоритъ: «тебѣ говорю? встань!»… Онъ, Василій Ѳивейскій, избранъ совершить это чудо, претворить правду нуменальную въ правду феноменальную… И когда гніющій трупъ попрежнему безъ движенія лежитъ въ гробѣ, то Василій Ѳивейскій съ бѣшенымъ крикомъ обращается къ Богу:
- Ты долженъ! Отдай ему жизнь! Бери у другихъ, а ему отдай! Я прошу.
Обращается къ молчаливо-разлагающемуся тѣлу и приказываеть съ гнѣвомъ, съ презрѣніемъ:
— Ты! Проси Его! Проси!
И кричитъ святотатственно, грозно:
— Ему не нужно рая. Тутъ его дѣти. Они будутъ звать: отецъ. И онъ скажетъ: сними съ головы моей вѣнецъ небесный, ибо тамъ? тамъ соромъ и грязью покрываютъ головы моихъ дѣтей. Онъ скажетъ! Онъ скажетъ!…
