Разрыв | страница 8



Онъ разсказалъ, какъ было дѣло.

— По моему, одинъ тебѣ способъ: возьми ты ее изморомъ. Номеръ у меня большой — живи… недѣлю-другую не покажешься, небось, не стерпитъ, уйдетъ… Да ты слушай, коли я говорю! Куда глядишь то? о чемъ думаешь?

Иванъ Карповичъ тупо посмотрѣлъ на Туркина.

— Это ты хорошо сдѣлалъ, — сказалъ онъ.

— Что?

— А вотъ… городового не надо…

Туркинъ вглядѣлся въ его красное лицо и воспаленные глаза, сосчиталъ пивныя бутылки на столѣ и свистнулъ.

— Однако, Иванъ Карловичъ, ты, кажется, здорово «того»…

— Скажи ты мнѣ, Туркинъ, — тихо заговорилъ Тишенко, — что это у меня въ головѣ дѣлается?.. Словно у меня тамъ жила лопнула со вчерашняго дня… Я помню, когда былъ мальчишкой, такъ пульсовую жилу себѣ перехватилъ. Кровь хлещетъ, порѣзъ саднѣетъ, а рука тяжолая — что каменная; столько изъ нея вытекаетъ, что кажется, ей бы легче дѣлаться, а она наоборотъ, словно тяжелѣетъ пуда на два съ каждой минутой… Вотъ теперь у меня въ мозгу происходить какъ будто точь въ точь такая же штука… Съ тобою не бывало?

— Никогда. Съ какой стати? У меня, братъ. мозги легкіе. А тебѣ вотъ что скажу: ложился бы ты спать… а то мелешь съ пива, невѣсть что!..

На завтра Иванъ Карповичъ на службу не пошелъ.

Туркинъ, вернувшись изъ должности, опять нашелъ пріятеля за пивомъ.

— Вторую полдюжину почали, — сообщилъ ему коридорный.

— Запилъ! — подумалъ Туркинъ, — скажите! я и не зналъ, что съ нимъ это бываетъ… Ну, пускай его пьетъ! Если человѣку мѣшать въ такомъ разѣ, - хуже: надо ему свой предѣлъ выдержать…

Для Ивана Карповича наступала третья безсонная ночь. Просыпаясь по временамъ, Туркинъ неизмѣнно видѣлъ, что Тишенко бродитъ по номеру, бормочетъ, что-то, потомъ подходитъ къ столу и пьетъ стаканъ за стаканомъ.

— Кончилъ-бы ты эту музыку, — уговаривалъ его Туркинъ на другой день за обѣдомъ, — право, нехорошо; на себя непохожъ сталъ, не спишь… смотри: развинтишься въ конецъ… ну, и передъ начальствомъ неловко…

Иванъ Карповичъ, не слушая Туркина, протиралъ себѣ глаза.

— Попало что-нибудь?

— Красное… — не отвѣчая на вопросъ, сказалъ онъ.

— Что «красное»?

— Такъ… все. Это у меня бываетъ. Вдругъ заболитъ около темени, вискамъ станетъ холодно, а на лбу горячо… очень непріятно!.. и, на что ни поглядишь, — все красное… мутное и красное… Потрешь глаза — проходитъ… Брысь, подлая! — крикнулъ онъ, сбрасывая на полъ вскочившую на диванъ кошку.

— За что ты ее? Это наша любимица… ее вся «Азія» холить, — упрекнулъ Туркинъ.