Кстати сказать, Киров, выступивший против казни Рютина, говорил на пленуме Ленинградского обкома 9 февраля 1933 года:
"Новое, что раньше было в потенции, заключается в том, что сейчас всякое оппозиционное отклонение от генеральной линии нашей партии ведет гораздо дальше, чем в предшествующие годы... прямо и непосредственно ведет в лагерь контрреволюции. Тут дело не во фракции внутри нашей партии, а в неизбежном переходе по ту сторону баррикад...
Группа Эйсмонта-Смирнова, вступившая на путь борьбы с партией, повторила по существу рютинско-слепковскую платформу, с первых же шагов своей деятельности стала вбирать в себя антисоветские элементы".
А как вел себя на том пленуме Н.И. Бухарин - любимец "перестроечной" прессы, провозглашавшей его "альтернативой Сталину"?
О группе Эйсмонта-Смирнова, выступившей фактически с его же прежней позиции, он сказал, что "с ней должна быть суровая расправа". И требовал беспощадно расправиться с ней, "не смущаясь никакими сентиментальными соображениями о прошлом, личной дружбе, о связях, об уважении над человеком как таковым и т.д. Это все абстрактные формулировки".
Кривил ли он душой? Возможно. Он словно и не подозревал, что те же слова вскоре могут быть обращены в его адрес.
Неудивительно, что 1933 год начался с жестких мер против оппозиционеров. Были арестованы руководители троцкистского подполья Е.А. Преображенский и И.Н. Смирнов. Прошла новая волна арестов рютинцев и сторонников И.Н. Смирнова. Труднее было с его однофамильцем.
Александр Петрович Смирнов - крестьянин, затем рабочий, профессиональный революционер - был одним из основателей большевистской партии. Он входил в ее ЦК еще до революции, а затем был, что называется, на виду: долголетний нарком Земледелия и заместитель Рыкова по РСФСР, лидер Крестьянского Интернационала в системе Коминтерна, секретарь ПК ВКП(б) в 1928-1930 годах. Такого деятеля арестовать было нецелесообразно. Он отделался выводом из состава ЦК (был исключен из партии после убийства Кирова, а 1937-й подвел черту его жизни).
Выступая на январском пленуме ЦК ВКП(б) по делу группы Эйсмонта-Смирнова, Сталин сказал:
"Ведь это только враг может говорить, что стоит только убрать Сталина и все будет хорошо".
Была ли правда в этих словах? Скорее всего, была. Только на первый поверхностный взгляд все дело заключалось в его личных амбициях или маниакальных идеях. К тому времени имя Сталина превратилось в глазах миллионов, уверовавших в верность избранного им пути, в символ партии большевиков и советской власти (хотя, объективно рассуждая, советы всех уровней являлись реальной альтернативой власти партийной верхушки).
