— Я из-за тебя по домам пойду побираться, недотепа! Ты меня со свету сживешь!
От испуга жена меламеда торопится и роняет глиняную миску, которая раскалывается с глухим щелчком. Меламед вне себя от ярости. Уж ей придется поплакать. Она не может сдержать слез, и реб Борух-Вольф бьет чубуком по столу и кричит:
— Мальчишки, по домам! Я больше не меламед!
Часами мальчишки шляются по улицам. Симха-Меер, самый маленький из них, идет в центре. Товарищи наклоняются к нему, кладут ему руки на плечи и бегают по всем боковым улицам, переулкам и рынкам, свободные от учебы, от ее ярма. Они проходят через рынок, где крестьяне стоят со своими лошадьми и телегами, коровами, свиньями, курами, мешками с зерном. Женщины в чепчиках на стриженых головах крутятся вокруг телег, дуют курам под хвосты и даже щупают пальцем их зады, чтобы проверить, хорошие ли они несушки. Евреи и неевреи бьют по рукам, торгуются, пробуют на зуб зерна пшеницы. С рынка компания отправляется в переулки, туда, где каменщики волокут кирпичи и гасят известь. В Лодзи строят улицу за улицей. Город растет. Открываются лавки, магазины, склады. Мальчишки спускаются и к Балуту, в его узкие переулки, где со всех сторон слышен стук ткацких станков и швейных машин, а в воздухе висят песни и канторские мелодии. Они покупают засахаренные миндальные орехи в лавчонках, где мухи роятся над всякими печеньями и конфетами. Симха-Меер собирает у мальчишек гроши, заходит к турку в красной феске, который продает хлеб с изюмом, и покупает этого хлеба. Мальчишки не знают, кошерный ли он, и колеблются, не решаясь его попробовать, но Симха-Меер не колеблется, он отрывает от буханки кусочки и с наслаждением жует. Каждый раз, когда на язык попадает изюминка, он плутовато поблескивает глазами. Потом мальчишки отправляются в обгрызенное городом поле, где пасутся стада коз. Они ложатся на траву и играют в записочки. Как всегда, Симха-Меер выигрывает все деньги.
День тянется долго, но для мальчишек из хедера он все равно короткий. Они вылезают к песчаным полям, где маршируют драгуны, а муштрующие их унтер-офицеры лупят солдат по ногам ножнами шашек. Они трутся на рынках, где городской барабанщик бьет в барабан и выкрикивает официальные городские новости: кого обокрали, у кого потерялась свинья, кому придется посидеть в тюрьме, а у кого продадут подсвечники или постельное белье за неуплату государственной подати.
Наконец они отправляются в узкий Распутный переулок, в котором несколько лет назад еще не было домов, но со всех окрестных улиц люди приходили туда «за этим делом». Теперь там стоят домики, маленькие, светлые, с кривыми крылечками и низкими окошками. Если теперь, по старой привычке, кто-нибудь приходит в переулок «за этим делом», то сначала на него набрасываются с предложениями хозяева домиков, а после занудства хозяев он все-таки находит утешение у проституток. Они обслуживают солдат и бедных крестьян, оставивших своих жен в деревнях. Обслуживают они и еврейских подмастерьев, работающих на мастеров — владельцев ручных ткацких станков.
