Уотли был жёстким автократом, суровым и требовательным, саркастичным и временами грубым. Он запомнился людям фанатическим упорством, когда речь шла о точности, умеренности, аккуратности и владении фундаментальными навыками. Его целью было совершенство, и он добивался хорошего исполнения стандартов при помощи угроз, насмешек, похвал и собственного примера. Из своей типографии в нижнем этаже он мог слышать репетиции своих учеников в обеденный перерыв, и услышав одну фальшивую ноту, он тут же прибегал наверх и мчался прямо к виновнику. Если студенты собирались играть в его ансамбле, им полагалось безупречно играть и внимательно слушать его лекции в классе — даже если они где-то шлялись до трёх часов утра. К тем, кому не удавалось выполнить хотя бы одно из этих требований, в школе и на работе применялись дисциплинарные взыскания. Его ученики вспоминают крайние меры, применявшиеся им к нерадивым, а также его красочный язык, при помощи которого он добивался своих целей: «Если бы у меня была назначена встреча с дьяволом, я пришёл бы на 15 минут раньше и спросил бы его — где он, чёрт возьми, пропадал.» Его чувство дисциплины доходило до того, что в поездках он садился с группой в один вагон — притом наказанным отводились особые места.
Он полностью отдавался своей работе, и все дни и свободные вечера проводил в школе. Он был неравнодушен к расовым вопросам, и убеждал всех чёрных музыкантов — в особенности своих учеников — вступать в Союз. В Бирмингеме было не так много профессиональных музыкантов, и белые музыканты регулярно ходили на выступления своих лучших чёрных коллег (обратное было невозможно); поэтому Уотли смотрел на Союз как на средство защиты и музыки, и музыкантов. Союз Музыкантов также был сегрегирован, но в условиях сегрегированного общества это иногда было даже преимуществом.
Репутация Уотли как музыкального педагога имела национальный масштаб, и когда таким бэндлидерам, как Лайонел Хэмптон, Луи Армстронг и Дюк Эллингтон были нужны музыканты, они обращались к нему. Его влияние было особенно сильно в чёрных государственных университетах, Алабамском Государственном Педагогическом Колледже и Алабамском Сельскохозяйственно-Механическом Университете — там его рекомендации было достаточно, чтобы студент получил стипендию. В институтах для чёрных танцевальные оркестры обычно были средством зарабатывания денег для института, и некоторые такие оркестры были столь популярны и так часто ездили на гастроли, что студентам редко приходилось бывать в аудиториях. Самым знаменитым студенческим оркестром Алабамы был 'Bama State Collegians', однажды превратившийся в Оркестр Эрскина Хокинса — ансамбль, особенно популярный в среде чёрных танцоров в 30-е и 40-е годы. Бывало, что оркестр Хокинса приобретал огромный размер по меркам того времени — до десяти медных и шести саксофонов — и он установил стандарт для алабамских ансамблей, угодив вкусу танцоров своими хорошо отрепетированными и ярко сыгранными инструментальными композициями — например, "After Hours" Эвери Пэрриша, песни настолько популярной, что однажды она (полушутливо) была предложена в качестве замены "Raise Every Voice And Sing" — национального негритянского гимна.
