На Старой площади | страница 18
В то время моему собеседнику было уже под пятьдесят (он родился в 1932 году), т.е. был всего на пять лет моложе меня, и мы могли в неформальной обстановке говорить на равных. Это был приятный, внешне обходительный человек, умевший казаться искренним. До прихода к власти в стране коммунистов он несколько лет работал механиком на заводе, основанном известным немецким концерном «Сименс». В 1949 году новая власть направила его на учебу в Финансовый институт в Ростове-на-Дону, который он окончил в 1954 году (по-русски он говорил свободно и практически без акцента). После нескольких лет работы в министерстве финансов он был взят на дипломатическую работу, а с конца 1960-х годов перешёл в международный отдел ЦК партии. Одним словом, это был образованный и опытный чиновник, хорошо осведомленный в вопросах внешней и экономической политики. Тот факт, что он не стал дезавуировать высказывания своих ученых коллег на семинаре, только подтвердил сложившееся у меня мнение, что они нисколько не импровизировали, а отражали линию, складывавшуюся в руководстве венгерской партии и государства.
Я тогда сказал Хорну, что в отчёте напишу всё, как есть, а уж начальство пусть разбирается. В конце концов научная дискуссия тем и ценна, что в ней участники высказываются свободно. Хорн понял меня по-своему.
— Вы не думайте, — сказал он, — я не какой-нибудь правый оппортунист. Мы все из рабочей среды и в партии не первый год. Знаете, в 1957 году во время восстания в Будапеште контрреволюционеры повесили моего родного брата на фонарном столбе. Он был тогда первым секретарем горкома партии. Этого забыть нельзя.
Его слова глубоко врезались мне в память. Такой товарищ не может быть предателем. Мы молча помянули его брата и вскоре разошлись.
Как оказалось, Богданов по возвращении в Москву пожаловался через Г. Арбатова моему начальству. Меня вызвал А. Черняев и потребовал объяснений. Но, выслушав мой рассказ и прочитав отчет, промолчал и больше к этой истории не возвращался. Впрочем, как стало ясно с годами, что-либо изменить в позиции венгров было невозможно — ни при тогдашних наших лидерах, ни тем более при М. Горбачеве.
Что касается Дьюлы Хорна, то через несколько месяцев он стал заведующим международного отдела ЦК своей партии. Но это было только началом его взлёта в заоблачные политические высоты. В 1985 году он стал государственным секретарем, а в 1989 году — министром иностранных дел Венгрии. Как потом сообщалось в прессе, не без участия его ведомства в конце 1990 года через венгеро-румынскую границу была переброшена группа западных агентов, которые организовали в Трансильвании восстание, приведшее к падению и казни румынского президента Николае Чаушеску. Вскоре коммунисты в Венгрии потеряли власть, но Хорн возглавил крупную фракцию партии в парламенте. В 1994 году, уже после водворения в стране капитализма, коммунистам удалось выиграть очередные парламентские выборы, и мой будапештский знакомый был назначен премьер-министром. Запад не препятствовал этой «малой реставрации». За четыре года его правления мало что изменилось в жизни народа, и в 1998 году в возрасте 66 лет он окончательно ушел с политической арены. Памятуя наш разговор в 1982 году, я карьере Хорна нисколько не удивился.