У нее были глаза несчастного, загнанного зверька. Констеблю приходилось видеть такие глаза у женщин в Уайтчепеле. Такой была и та недоубитая жена, из-за которой ему сломали нос. Оттаскивая за шиворот человека, который чуть не запинал ее до смерти, констебль Плиммер успел увидеть ее глаза. Они были точно как у Эллен сейчас: измученные, безнадежные, и при всем том — ни единой жалобы.
Констебль Плиммер смотрел на Эллен, а она смотрела на констебля Плиммера. Поблизости детишки возились с собакой. В одной из квартир запела женщина.
— Кыш отсюда, — сказал констебль Плиммер.
Его голос прозвучал грубовато. Говорить было трудно.
Девушка вздрогнула.
— А?
— Кыш, говорю. Ноги в руки и пошла.
— Как это?
Констебль Плиммер насупился. Лицо у него было ярко-алым. Челюсть выдвинулась вперед, словно гранитный волнорез.
— Давай, иди уже, — прорычал он. — Скажи ему, что это шутка была. Я объясню в участке.
Она постепенно начала понимать.
— Значит, мне можно идти?
— Да.
— А как же? Вы меня в участок не поведете?
— Нет.
Эллен смотрела на него во все глаза и вдруг разрыдалась.
— Прошел мимо… Притворился, будто не видит… Он меня стыдится…
Девушка уткнулась лбом в стену. Плечи у нее вздрагивали.
— Так беги за ним, скажи…
— Нет, нет, нет!
Констебль Плиммер мрачно уставился себе под ноги, пиная тротуар.
Эллен обернулась. Глаза у нее покраснели, но она больше не плакала. Она отважно вздернула подбородок.
— Не могу я — после такого. Идем! Я… Мне на него наплевать.
Она с любопытством взглянула на констебля.
— А вы правда меня отпустили бы?
Констебль Плиммер кивнул. Он чувствовал, что Эллен не отрывает глаз от его лица, но упорно не встречался с ней взглядом.
— Почему?
Он не ответил.
— А если бы отпустили, что бы вам за это сделали?
Нахмуренное лицо констебля Плиммера вполне могло бы кому-нибудь присниться в страшном сне. Он с новой силой пнул ни в чем не повинный тротуар.
— Уволили бы из рядов, — кратко сообщил констебль.
— Еще небось и посадили бы.
— Может быть.
Эллен судорожно вздохнула, и снова наступила тишина. Собака у обочины перестала лаять. Женщина в квартире перестала петь. Удивительно — как будто в мире вдруг остались только они одни.
— И вы сделали бы это ради меня? — спросила Эллен.
— Да.
— Почему?
— Потому что я не верю, что ты это могла. Ну, в смысле — деньги украсть. И брошку тоже.
— И все?
— Что значит — все?
— Только поэтому?
Он рывком обернулся к ней — чуть ли не с угрозой.
— Нет, — сказал он хрипло. — Нет, не только, сама знаешь. Ладно, раз уж тебе так хочется, скажу. Потому что я люблю тебя. Вот! Можешь смеяться.
