Похоронить его? На дворе ночь…
— Убрать его за дверь пока, — я покраснел…
А потом…
— Я хочу просмотреть его вещи, — сказал я твердо, и ларь раскрылся передо мною.
* * *
Дон изогнулся, насколько позволяла спинка, вытянул руки и коснулся стены позади себя. В тот же миг (ну конечно!) кто-то рванул дверь, и Дон поспешно принял положение, более приличествующее дежурному системному оператору, только-только заступившему в наряд. И снова расслабился. Это был Торовски собственной персоной, старина Джошуа Пейн Торовски-младший, воротник черной водолазки ровно обхватывает его крепкую шею, серый пиджак задраен на все пуговицы, а стекла старомодных очков в толстой пластиковой оправе так и сверкают. Его отработанная улыбка приоткрывала рот чуть-чуть, рукопожатие было, как всегда, коротко и твердо. Присаживаясь в кресло обратно, Дон украдкой глянул на живот. Ну так и есть — пуговица расстегнулась.
— Ну что, старый козел, — совершенно в своем стиле начал Торовски, поворачиваясь туда-сюда на стуле перед терминалом, — даже не загорел за полмесяца?
— Невада не Флорида! — огрызнулся Дон, под защитой высокого стола копаясь с пуговицей на рубашке. — Там работать надо…
— А одно другому не помеха, — Торовски играючи, не надевая сенсорный шлем, прошелся одним пальцем по световой панели пульта, и карта на экране изменилась. — В свое время, лет семь назад, — заговорил он снова, резко и отчетливо, поворачиваясь к экрану и спиной к Дону и разворачиваясь сызнова. — нас троих — меня, рыжего Торнгалла и Юджина из отдела освоения — тоже послали в тамошний центр. Нашего филиала там еще не было, всем заправляли ребята из «Рино энтерпрайзиз»… И один малый из Ар И, Икибати, но все его Майком звали, так вот, мы вчетвером с этим малым двадцать дней только этим и занимались… — Торовски употребил непечатное выражение, опять повернулся к экрану и, словно не глядя, побарабанил пальцами по панели. Пробежал текст сообщений, но Торовски уже опять сидел лицом к Дону.
— Как его хватило на вас троих? — выпалил тот в один дух, радуясь внезапно пришедшей этой незамысловатой шуточке. Торовски поморщился, но глаза его смеялись, и привычно поползли кверху уголки губ.
— Вы пошляк, молодой человек, — внушительно сказал он. — Что же до Икибати, то на двадцатый день только он был бодр и свеж, как петух в воскресное утро. Торнгалл менял баб через день и отделался нервным тиком, папаша Юджин потом прорву денег скормил психоаналитикам… — Он замолчал.
