Наутро я пытался с ней поговорить, но она не подошла к телефону. Я как мог объяснил все сыну и отправился «по новому месту прописки». И вот честное слово — не представлял, что на сердце бывает до такой степени тяжко.
В общем, зажил я с Лео. Казалось бы, осуществляются мечты, радуйся и ликуй. Ан нет, не получалось. Если раньше мне не хватало Лео, то сейчас точно так же не хватало моего прошлого. Я скучал по Татке, по нашим вечерним беседам, по общему языку, на котором только с ней и мог разговаривать, по всевозможным семейным ритуалам, по дивану, креслу, чашкам, ложкам, тарелкам. Скучал по узорам от солнечных лучей, рождаемым именно нашими занавесками, и даже по Таткиному цветку на подоконнике, возней с которым она меня вечно раздражала.
Но если к тому моему раздражению в равной пропорции примешивалось умиление, то в новой реальности Лео временами меня бесила. Я, конечно, отдавал себе отчет в том, что мы очень разные, побаивался возможных конфликтов и заранее предупреждал ее: не исключено, что вместе нам будет очень трудно. Но все мои гипотетические опасения оказались пустяками по сравнению с действительностью. Меня доводили до белого каления не ее недостатки, а то, что прежде виделось как достоинства! В том числе молодость и — когда-то такое милое — невежество. Смешно сказать: я рассчитывал ее изменить, воспитать, вылепить из нее нечто прекрасное. Пигмалион хренов. Мои прекраснодушные мечты, как нетрудно догадаться, завяли на корню. Я незаметно для себя начал на Лео покрикивать, а затем и вовсе орать, и это довольно скоро вошло в привычку. Когда в апреле она решила на недельку съездить домой, я втайне обрадовался — и ужаснулся своей реакции.
Ведь я, как дурак, искал счастья. Разрубая гордиев узел, надеялся покончить с тоской, источившей меня за последние полгода. Но оказалось, что нет ей конца.
Меня мучило, что Тата не желает со мной знаться, отец презирает, а сын общается как с инопланетянином. Я хотел оставаться для них тем, кем был всегда. Но это было невозможно.
Я и не догадывался, что держу счастье в руках, — пока не разжал пальцы.
Чтобы не чувствовать себя совсем сиротой, я гораздо чаще, чем прежде, общался с первой семьей, с внуками. Совсем еще маленькие, они не задавались вопросом, откуда взялся этот дополнительный дедушка, и бесхитростно радовались моему появлению. Трехлетняя Лиза карабкалась мне на плечи, шестилетний Ванька-младший показывал новые машинки и совершенно, с его точки зрения, непрозрачно намекал, что неплохо бы покатать его на настоящей. Только с этими смешными существами меня не связывала тягостная предыстория, и только с ними мне теперь бывало истинно хорошо.
