Интеллигенция в тумане | страница 14
Я вполне допускаю, что у поздней современности есть собственная скромная мудрость, помогающая человеку выживать в ее высокоскоростном режиме. Но мне трудно допустить, что мудрость эту усвоило большинство, что на смену идеологически ангажированному человеку высокой современности пришел человек совершеннолетний.
Протестантский теолог Дитрих Бонхеффер, погибший в фашистском концлагере в апреле 1945 года, создал концепцию «безрелигиозного христианства», нанизывавшуюся на идею «совершеннолетнего человечества», признаюсь, по-своему красивую и захватывающую: человек должен принять на себя полную ответственность за то, чем он является. Он не должен перекладывать эту ответственность ни на Бога, ни на кого-то еще.
Боюсь, однако, что трагический опыт двадцатого столетия говорит не в пользу Бонхеффера: человечество не повзрослело, узнав о «смерти Бога», скорее, напротив, оно в полной мере воспользовалось тем, что над ним отныне нет тех самых надличных инстанций. Стоило Богу «умереть», стоило учителю выйти из класса, как ученики устроили там форменный содом. Пусть не все, но это уже не важно. За «смертью Бога» тут же последовали две мировые войны и беспрецедентное озверение гуманистической Европы. Не думаю, что эта связка случайна.
Source URL: http://www.saltt.ru/node/853
* * *
Новая осевая эпоха: судьба человека
Вячеслав Раков /26 мая 2010
Dai Dudu, Li Tiezi, Zhang An. Famous People Painting - Discussing the Divine Comedy with Dante. 2006.
Поздняя современность ознаменована не только чувством совершеннолетия человека, но и противочувством его одичания. XX век с ужасом открывает, что культура принципиально обратима: в известных обстоятельствах ее терапевтическая позолота сходит с человека, как с гуся вода, обнажая его биологическую наготу. Запад теряет гуманистическую невинность (и наивность), в известном смысле возвращаясь к трагическому гуманизму рубежа XVI–XVII веков, ко времени позднего Шекспира и Сервантеса. Кризис первой половины века — самый серьезный в истории модерна, если отвлечься от его нынешнего заката. Не исключено, что на нем модерн мог и прерваться.
Человек этого времени раздваивается, как господин Голядкин у Достоевского: сквозь ширящиеся пробоины в защитном, символическом слое культуры в его сознание вторгаются демоны ночи, войны и смерти. Эту встречу западного человека с бездной глубоко и по-своему адекватно отразили многие, например, Фрейд и Юнг. Впрочем, для иных это была освобождающая встреча (Тзара, Дали, Арто...). «Нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду...» (Фр. Ницше).
