День святого Нормана Грея | страница 39



Капитан эсминца, уже подходящего к гавани, запросил Президента.

Брук поднес микрофон к губам:

— Входите в гавань. Видите в бинокль блестящую дрянь на центральном причале?.. Видите. Будете бить по ней бронебойными с трехсот ярдов. По моей команде.

Принесли кофе.

Первая леди спросила то, что тоже пришло на ум Грею.

— А они не влепят в нас по ошибке?

Ответ был крайне оптимистичен:

— Если влепят, я этому «Крылатому орлу» оторву…

«Крылья», было подумал Грей, но оказалось, совсем другое.

Президент отведал кофе и поинтересовался:

— Ты не помнишь, Норман, сколько весила яхта?

— Кажется, около двухсот тонн.

— Прилично, пяток попаданий понадобится. Что ты там говорила про губчатую структуру, дорогая?

— На экране это выглядело именно так. Только лучевых отростков, которые образуют каркасную систему, было намного больше.

— У этого растения есть каркасная система?

— Губки не растения, а животные. Стыдись, живешь в океане.

— Я живу с тобой, дорогая. Животные, правда?

— Да, и идеально сконструированные. Их каркас — кремниевое оптоволокно. Только вы с Норманом хрен такое сделаете в лаборатории, а природа синтезирует и получает вместе — полупроводник и электронный кабель.

Президент показал чашкой в сторону причала, где блестящая масса сильно подросла, так что две трети ее уже были наружи:

— Ты полагаешь, детка, эта пакость имеет в себе компьютерное устройство?

— Его элементную базу, правильнее сказать.

— Давай вернемся к губке, — вмешался Грей. — Ведь всякое животное имеет нервную систему, причем некую ее центральную часть, руководящую жизненным процессом.

— Мозг или его подобие, ты имеешь в виду?

— Да.

— Никакой нервной системы, а тем более мозга.

— Прости, дорогая, но как в таком случае эта губка, — Президент стал подыскивать слово…

— Знает, что ей делать?

— Ага.

— Я бы сказала, что наука еще не избавилась от вульгарного материализма. Почему программа действий не может существовать независимо от объекта?

— Ну, детка, это Платон какой-то, первичность идей над материей.

— Во-первых, и Аристотель считал материю инертной, а форму — носителем смысла, а во-вторых, причем здесь первичность? Хотя я не верю в эту придурошную теорию большого взрыва, но даже пусть так, все равно вселенная существует слишком давно. Слишком давно, чтобы не выработать средства хранения информации. Природа не идиотка, чтоб каждый раз заново придумывать одни и те же процессы и формы. Она просто не может быть так нерационально устроена. И этим вообще снимается значение проблемы первичности.