— Так, вообще, говоришь? Тогда я задам тебе «так, вообще» один вопрос, — сказал отец, не отрываясь от газеты. — Есть за что на тебя сердиться? Как ты считаешь? Ведь тебе лучше знать.
Я ответил с такой решительностью, что сам себе подивился:
— Нет! Тебе не за что на меня сердиться!
— Ну так что же? Вот тебе ответ на собственный вопрос. — И отец сложил газету. — Может, хватит на сегодня, Юрек, а? Пойдем-ка слать… Ага, еще одно: завтра я на весь день уезжаю в Катовицы, не забудь пообедать! И собери, пожалуйста, эту паршивую плитку.
— Ладно! Завтра после обеда соберу! — сказал я весело. — Могу еще дров на ползимы нарубить и вообще подмести всю квартиру!
На сердце у меня было так легко, что я с тем же пылом мог бы сейчас согласиться отремонтировать паровоз, не то что электроплитку. Я мгновенно разделся и бросился в постель. Я наблюдал, как отец ходит еще взад и вперед по комнате, и вдруг решил, что должен, во что бы то ни стало должен сказать ему, о чем я думаю в эту минуту… Знаешь, я тебе скажу, вообще-то ты замечательный! Честное слово!
Отец рассмеялся.
— Да? Ну тогда вставай сию минуту вообще с постели и умойся вообще на ночь! И перестань с этими своими «вообще»!
Проснулся я поздно. Легко было вчера сказать: соберу плитку. С этими железками пришлось биться чуть ли не полдня! С одного боку сунешь — с другого выскочит. А когда почти все уже собрал и можно было пробовать, работает ли, зацепился ногой за шнур и плитка грохнула на пол. Спираль с одной стороны снова выскочила, и пришлось начинать все сначала. Не знаю, где это отец выискал такую спираль! Пружинила так, что в матрасы вставлять — не в электрическую плитку.
Конечно, с самого начала я спешил и думал о других вещах. Об Эльжбете, конечно. Еще утром за завтраком я решил, что расскажу ей подробно о нашем разговоре с отцом. Пусть знает, Какой у меня отец. И еще скажу ей то, чего не сказал вчера. Не буду стоять как пень. Да и почему бы не сказать? Чего страшного?..
Когда плитка была в конце концов готова, часы пробили двенадцать. Я зажарил себе поскорей яичницу, чтоб можно было потом с чистой совестью сказать отцу, что пообедал. Подметать в квартире не стал. Я думаю, отец сам понял, что это шутка. И схватил велосипед.
«Она, конечно, уже не меньше двух раз искупалась! Вот, наверно, дивится, что опаздываю… — думал я по дороге. — А может, Толстый тоже там?» Я нажимал изо всех сил на педали и через какие-нибудь три минуты был у пруда, на «английском» берегу. Там купалось несколько человек. Какая-то девушка с парнем каталась на байдарке, но Эльжбеты не было.
