— Что вам скажет мое имя, рыцарь?
В лунном свете едва ли можно было различить кривую ухмылку путника. Он решил подыграть всаднику: тот его принизил, назвав оборванцем, а он в ответ его возвысил, нарекая рыцарем. Хотя очевидно, что рыцарем всадник не был: потускневшие доспехи, почти не способные отразить лунный свет, не имели узоров и знаков-символов, которые есть у каждого, посвященного в рыцари. На голове его был не шлем искусной работы, а лишь стальной шишак. Да и не служат рыцари в сторожевых разъездах, это унылое занятие ниже их достоинства. Короче, перед путником сидел в седле простой конный пикинер. Однако всадник не стал разъяснять бродяге его ошибку, а лишь горделиво задрал подбородок. Для обычного воина не так просто получить коня и право на нем ездить, а тщеславие присуще каждому. Однако лишь у слабых умом его можно разжечь одним словом, притупив тем самым бдительность.
— Не дерзи мне, оборванец. И назови свое имя. Знаешь ли ты, в чьих владениях находишься?
— Я знаю, что иду по дороге в королевстве Гринвельд. Разве возбраняется это вольному человеку?
Всадник злобно толкнул коня ногой в бок, и животное сделало пару шагов к путнику. Острие копья покачивалось прямо перед лицом незнакомца.
— Назови себя, или с этого мгновения все будут называть тебя просто мертвецом!
— Мое имя Олвин Тоот. Теперь я могу идти дальше?
— Куда ты направляешься по землям дома Брекенриджей и каковы твои намерения?
— Я направляюсь на юг. Это и есть мое намерение. — Олвин снова пожал плечами и добавил, заметив в лунном свете ярость на лице всадника: — А еще мне нужен конь, доспехи и меч.
— Однако! — Конный пикинер расхохотался. — Чего еще изволишь? Может, королеву к себе на ложе?
— Не этой ночью. — Путник невозмутимо дернул левым плечом.
— И чем же ты можешь заплатить за коня, доспехи и меч, оборванец, кроме своих дурацких шуток, на которые не купишь даже комок навоза моего скакуна?
— У меня с собой два мамонтовых бивня.
С этими словами Олвин повел плечами, качнув мешком и заставив шевельнуться свою удивительную ношу. Заметив наконец пару обмотанных мешковиной продолговатых предметов, всадник замер и даже раскрыл рот. Тщеславие всегда идет рука об руку с алчностью, а пара мамонтовых бивней стоили не меньше, чем пикинер получал за год службы.
— Доран! — издалека окликнул всадника товарищ. — Что там такое?
— Ничего! Тут никого нет, мне показалось! Поезжайте, я догоню! Оправлюсь только! — крикнул тот в ответ.
