Комсомольское собранье,
Триста душ — одна семья.
Это не воспоминанье,
А судьба и жизнь моя.
Сходятся в дощатом клубе,
Соблюдая свой устав.
Прямо из подземной глуби,
Только что спецовки сняв.
Молодые исполины
Щурятся на яркий свет.
Юрской и девонской глины
Под глазами виден след.
Сели, руки на колени,
Словно гири, положив,
И сейчас возникнет пенье —
Незатейливый мотив.
Устаревшая немножко,
Песня вспомнит о былом:
«Здравствуй, милая картошка,
Низко бьем тебе челом».
Но сегодня песни нету,
Лишь тревожный шепоток.
Кто уставился в газету,
Кто — в фанерный потолок,
Кто, доставши папиросы,
Ускользает в коридор.
Персональные вопросы,
Невеселый разговор.
Коля клуб обводит взглядом
Грустным, а вернее — злым:
Почему-то место рядом
Оказалось вдруг пустым.
Неужели нас обманет
Вера в наш чудесный мир?
Зал и лица, как в тумане,
Различает бригадир.
Видит он друзей-погодков,
Оробевший коллектив.
Не пришел сюда Оглотков,
Эту кашу заварив…
Тихо, ровно и бесстрастно
Коля вымолвил: «Друзья!
Это дело мне неясно:
Чем и в чем виновен я?»
Затихают разговоры,
Наступает тишина.
Комсомолка из конторы
Просит слова. Кто она?
Машинистка у начальства
Перед входом в кабинет.
Приходилось слышать часто
От нее сухое «нет».
А сегодня — поглядите,
До чего она мила.
«Неужели он вредитель?
Влюблена в него была!»
Фу-ты, дрянь! А вслед за нею
Толстый парень с мокрым ртом,
Шепелявя и потея,
Длинно говорит о том,
Что Кайтанов с заграницей
Связан неизвестно как.
«Он дружил с пропавшим Фрицем, —
А быть может, это враг!
И еще — давно, конечно,
Но авария была.
К ней мы подошли беспечно:
Не разобраны дела…»
У ребят на лицах тенью
И тревога и сомненье.
Глупый, как телок комолый,
Новичок-молокосос
Исключить из комсомола
Предложенье тут же внес.
Клевета имеет свойство,
Исходя от подлеца,
Сеять в душах беспокойство,
Делать черствыми сердца.
Что-то стало с молодежью?
Помрачнела молодежь.
