Солнце уже довольно низко опустилось. Но птички еще пели в саду. Одна из них так явственно выговаривала: «Пе-етю видите!», что хотелось спросить ее: «Какого Петю?»
Долго ли я так лежал, не помню. Только сзади вдруг неслышно появился мальчик одних лет и одного роста со мною, смуглый, загорелый, босой и без шапки. Но одет очень чистенько и как-то даже щеголевато: рубашка светлая, чистенькая, аккуратно ремешком перетянута и одернута, штанишки до колен аккуратно подвернуты.
Ни слова не говоря, лег он тоже на траву неподалеку от меня. Лежим оба и молчим. А я по своей привычке внимательно сбоку разглядываю его.
Лицо у него смуглое, глаза как будто суровые, верхняя губа слегка кверху вздернута, и под ней белые зубы блестят. Загорел весь до того, что на носу кожа лупится, а шея сзади под затылком совершенно черная. Так меня эта шея поразила, что я невольно выразил вслух свое удивление:
— Шея-то у тебя какая! Черная!..
А он мне:
— А тебе какое дело! — И вздернутую свою верхнюю губу опустил на нижнюю, сжал губы, и лицо у него приняло презрительное и суровое выражение.
Я так и не нашелся, что ему сказать, и мы замолчали. А потом он меня спрашивает:
— Тебя как зовут?
— Шуриком.
— А меня Шуркой.
Ага, думаю, это и есть Шурка, сын Екатерины Васильевны, которого она так смешно называет — сарданапалом.
А Шурка говорит:
— Мы завтра с ребятами к Якову Ивановичу едем. Поедешь с нами?
— Поеду, — говорю. — А к какому это Якову Ивановичу?
— А к губернатору.
Что такое, — думаю, — губернатор, ведь это какое-то большое начальство. Откуда в Людце губернатор? И спрашиваю недоуменно:
— А он где, губернатор-то?
— А он на реке, на бакенах сидит. Вон там! — и махнул неопределенно рукой, куда-то в сторону большого сада.
Я опять ничего не понял. Губернатор... На бакенах сидит. Что все это значит? Бакены — ведь это те красные и белые колпачки, которые я вчера видел с парохода. Они, действительно, на реке стоят, но как можно на них «сидеть» да еще губернатору?.. Уж не смеется ли надо мной Шурка? Но нет, Шурка говорил обо всем этом вполне серьезно, как о вещах общеизвестных.
Не решился я расспросить Шурку более подробно — не хотелось мне перед ним обнаруживать свое невежество.
Скоро Верочка тоненьким голоском позвала нас чай пить, а после чаю Екатерина Васильевна спать нас отправила, хотя еще не было десяти часов.
Спать мне пришлось вместе с Шуркой, в его комнатке, которая оказалась в нижнем этаже задней половины дома. Комнатка маленькая, но такая же аккуратная, как и сам Шурка. Все прибрано и все на месте.
