О небеса! Неужели это было предначертано? Я, Дэвид Мортон, полюбил и держал в объятиях дочь человека, уничтожившего моего отца. Я поклялся завладеть ее рукою и сердцем!
Не знаю, как прошел я остаток пути. Я пришел в себя у ворот дома миссис Мэвис.
Все уже возвратились и, завидев нас, поспешили к воротам. Не найдя девушку в лесу, друзья решили, что она, должно быть, отправилась домой.
Вернувшись, они узнали, что домой она не приходила, очень встревожились и собрались было снова идти в лес на поиски.
Наше появление, конечно, развеяло их страхи — по крайней мере в том, что касалось ее исчезновения.
Я внес девушку в дом, как следует забинтовал ее ножку и был вознагражден благодарностями хозяйки и приглашением остаться на обед, от которого я отказался. Я ушел, обещав вернуться поутру и проверить состояние больной.
По возвращении домой я едва успел переодеться к обеду и потому решил, что расскажу матери о случившемся позднее.
За обедом я спорил сам с собой — и пытался убедить себя, что мисс Гаррен мне безразлична.
Но чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что никакую другую женщину я никогда не сумею полюбить. Я понимал, что не имеет смысла рассказывать матери о происшествии, если я не могу поведать все; зная, как сильно могут ранить ее мои слова, я решил пока молчать.
Всю ночь я ворочался, не в силах заснуть, и еще до рассвета встал, оделся и вышел из дома.
Какая-то сила словно вела меня к месту вчерашнего приключения. Я закурил сигару и направился к лесу.
Очутившись в лесу, я продолжал идти, сам не зная, в каком направлении двигаюсь. Когда на востоке заалели первые лучи солнца, я увидел, что нахожусь у ручья, в воды которого я погрузил свой платок прошлым вечером; я понимал, что полянка, где я нашел Эдит (к собственному удивлению, я мысленно назвал ее по имени), должна быть где-то неподалеку и отправился на поиски.
Я зашагал вдоль ручья и вскоре дошел до места, где намочил платок; затем я пошел по своим следам и легко нашел полянку.
Первым мне бросился в глаза башмачок, что я срезал накануне с ее ножки; рядом лежал листок бумаги. Я поднял его и развернул. Это было письмо от майора Гаррена, адресованное Эдит и начинавшееся словами «Мое дорогое дитя».
По множеству ласкательных имен нетрудно было догадаться, что он души не чаял в дочери.
В конце он писал, что через несколько месяцев рассчитывает вернуться в Англию. Далее шел постскриптум, гласивший: «Не встречался ли тебе доктор Мортон? Я слышал, что в Кенте такой практикует».
