— ГУТИВ!
Малявина не поняла.
— О чем вы говорите?
— Губернское Управление Туч и Ветров.
А потом взял Малявину за руку и сказал, улыбаясь:
— Только ради этого я и живу. Дайте только мне довести до конца мои опыты, и мы нынче же весною… вместе с вами… да… мы покажем Европе величайшее чудо, какого она еще никогда не видела: миллионы свободных и счастливых работников, для которых труд не проклятие, а радость. Пусть только овладеют они моим изобретением…
Но тут он остановился, потому что в дверь постучали.
Малявина открыла дверь и тихо вскрикнула: в комнату вошел Лейтес.
Он вошел не один, а с целой толпой вооруженных людей.
— Всякое сопротивление излишне! — сказал он торжественно. — Нам известно, кто вы такой. Вы — Иван Бородуля. У меня есть предписание произвести в вашем доме самый тщательный обыск.
Бородуля приподнялся на постели.
— Вы слишком рано пришли, — сказал он. — Я еще не кончил моего изобретения.
— Боюсь, что мы пришли слишком поздно! — мрачно отозвался Лейтес.
Судя по тому ордеру, который был предъявлен Бородуле, его обвиняли в целом ряде преступлений против Союза Советских Республик.
— О, как вы ошибаетесь! — сказала Малявина. — Уверяю вас, что нет человека, который был бы больше предан нашему новому строю.
— Здесь не место говорить об этом, — холодно прервал ее Лейтес. — Ваши показания будут выслушаны нами потом. А теперь, к сожалению, я принужден взять под стражу и вас.
Странно сказать, но Бородуля был очень обрадован, когда услышал, что вместе с ним арестована Екатерина Малявина.
— Вот и хорошо! — сказал он.
Все посмотрели на него с удивлением.
А через минуту он произнес еще более загадочную фразу:
— Вы напрасно защищаете меня, Екатерина Сергеевна. Я действительно во многом виноват.
В Японии, в городишке Хирошиме, тихо и скромно собрался съезд нумизматов.
Что такое нумизматы — вы знаете: коллекционеры монет, обтерханные старички, профессора, готовые всю душу отдать за какую-нибудь облезлую афинскую драхму или за израильский шекель времен Маккавеев. Сами они бедны, как последние нищие, но в сухопарых чемоданчиках у них есть коробочки, а в коробочках вата, а в вате — бронзовые, серебряные, золотые кружочки с изображением Митридатов и Цезарей. По целым дням не расстаются они со своими сокровищами и не замечают, что на кончиках их сизых носов то и дело возникают светлые, прозрачные капельки, которые нет-нет да и падают на Митридатов и Цезарей.
Все они заядлые холостяки, мизантропы, не держат прислуги, столуются в гнусных харчевнях и по целым месяцам не меняют белья.
