Я заглянул внутрь.
Среди сваленных полок и помятых металлических корзин темнели разбросанные игрушки. В основном, солдатики и машинки. Я заметил плюшевого мишку на дальней полке и вспомнил просьбу инопланетянки Марины. Осторожно ступая по развалинам, я добрался до мишки. Зверь весело смотрел на меня обгоревшими глазами. К его груди была пришита пятиконечная красная звезда. Кончики лучей звезды потемнели и свернулись в трубочки.
Я сунул медведя под мышку и побрел обратно к песочнице.
Возле песочницы дрожала тонкая, словно подтаявшая сосулька, Людочкина фигурка.
Людочка встретила меня усталым взглядом. Увидела плюшевого хищника. Харкнула в песочницу по-мужски, смачно и длинно.
Сказала:
— Когда-то я хотела такого, но мама мне его не покупала, потому что вечно не хватало денег. Теперь я его не хочу. Убери нафиг.
Я сказал:
— Это не для тебя, а для Маринки. Пускай ты не думаешь о себе, но подумай, пожалуйста, о других.
Людочка сказала:
— Я не желаю возвращаться в катер. Слышишь? НЕ ЖЕЛАЮ!
Неподалеку кто-то страшно завыл. Я схватил Людочку за руку. Она попыталась вырваться и лягнула меня в колено.
Она закричала:
— Отпусти, сволочь! Отпусти, слышишь?!
— Мы вернемся в катер, — холодно произнес я.
— Отпу…
— Прекрати истерику, — сказал я и вернул ей пощечину. Ударил несильно, но звонко.
Людочка замерла и вытянулась тонкой струной. Она словно стала выше. Ее ненависть накрыла меня, как плотное колючее одеяло, и я чуть не задохнулся. Но струна прозвенела и порвалась. Людочка обмякла. Я схватил ее за руку и потащил через руины к катеру.
Ветер намазывал черноту на небо, как джем на корку хлеба.
Ветер подгонял нас.
Ветер мешал.
Справа и слева по черным тропам скакали лошади, объятые огнем. С диким ржанием они спотыкались и падали замертво. Что-то мне эти лошади напоминали, сцену из какого-то старого фильма.
Людочка ни с того ни с сего крикнула:
— Хочешь, спою песню мертвеца?
Я крикнул:
— Что?
Людочка откашлялась и запела:
Когда меня ты позовешь, боюсь, тебя я не услышу,
Все так же дождь стучит по КРЫШКЕ…
Ветер, как вредный одноклассник, поставил Людочке подножку. Людочка вскрикнула и растянулась метрах в пяти от катера, похожая на большую серую тень. Я взял ее на руки. Она терла глаза, в которые попала сажа, и упиралась мне в грудь кулаками:
— Сережка, знаешь, почему мертвецов в гроб кладут и закапывают?! — Она кричала: — Не знаешь?! Я так и думала! А их попросту заземляют! Чтоб током не бились!
Я втолкнул ее в катер и сам залез внутрь. Мы упали на пол и прислонились к перегородкам друг напротив друга. Люк с раздраженным шипением захлопнулся. Хлопья пепла медленно и величаво опускались на пол. Я смотрел на Людочку с любовью, она на меня сквозь сажу — с ненавистью.
