Иван настоял на том, чтобы их игра началась немедленно.
— Это недопустимо, — заявил он в тот первый вечер в вашингтонском отеле, когда Миранда сказала ему, что может встретиться с ним через несколько дней в Каннах, где они собирались появиться на ежегодном кинофестивале и продемонстрировать всем свои новые отношения. — Мы полетим в Европу вместе.
Он отмел ее возражения с пугающей легкостью. «Во что я только ввязалась?» — спросила она себя, хотя уже знала ответ.
— В чем вы собираетесь появиться на красной ковровой дорожке? — спросил он, окинув критическим взглядом ее черный брючный костюм строгого покроя. — В этом?
Миранда не позволила себе обидеться. Он нарочно к ней придирается, чтобы унизить. Если это способ отмщения, она выдержит его нападки. По сравнению с тем, через что ей пришлось пройти, это сущие пустяки.
— Нет. У меня есть платья, — ответила Миранда. — Верите вы это или нет, но мне уже доводилось бывать на торжественных мероприятиях.
— Ни одно из них вам не понадобится, профессор, — твердо сказал Иван. — Мне нужно высоко держать свою марку, поэтому моя спутница должна соответствовать определенным стандартам. Речь идет не о коктейльной вечеринке для самодовольных университетских преподавателей и не встрече членов яхт-клуба Гринвича. Мы говорим о мировой сцене.
— И на этой вашей сцене модная одежда — самое главное? — спросила она с насмешкой, которую ей, несмотря на старания, не удалось скрыть.
— На моей сцене, — ответил он, — одежда — это выражение намерений и целей. Нравится вам это или нет, к внешнему виду там относятся очень серьезно.
— Хорошо, — уступила Миранда, напомнив себе о своих важных целях и планах. О своей будущей книге, которая станет ей наградой за все эти мелкие унижения. — Если хотите выбросить деньги на ветер, это ваше полное право.
— Спасибо, — произнес Иван сардоническим тоном. — Я благодарен вам за разрешение.
Вот так семьдесят два часа спустя Миранда оказалась в известном парижском доме моды. Все происходило так быстро, что у нее голова шла кругом. Она сказала себе, что причина этого в смене часовых поясов и старых кошмарах, которые не давали ей выспаться несколько ночей подряд.
Стоя на небольшом помосте, она смотрела на свое отражение в ряду зеркал, прижимая к груди то, что, как ее заверили, однажды станет роскошным платьем, и гадая, увидел ли кто-нибудь следы усталости на ее лице.
Скорее всего, нет. На нее никто не обращал внимания, как если бы она была предметом мебели.
