— Ефтеев, сдавайтесь, или мы вас уничтожим, — полковник продолжал требовать.
— Мы! Как сильно сказано, — я презрительно усмехнулся. — Неужели великий комбинатор, — я надеялся, Джон читал «Золотого теленка» и оценит сравнение, — решил немного полетать?
— Ефтеев, кончай паясничать, последний раз предлагаю — сдавайтесь. Вас никто не тронет. Нам нужны только записи. Мы заберем их, а вас отпустим.
— А гарантии? — я делал вид, что думаю.
— Надеюсь, моего слова вам будет достаточно?
— Твоего слова? — будь он рядом, я бы рассмеялся ему в лицо. — Еще скажи: «Как так получается, что вы не хотите со мной дружить, и это после всего того, что я вам сделал?» Джон, нам надо дать что-нибудь посущественнее, чем твои улетающие на ветер слова.
— У вас нет выбора. — Маклейн заговорил вновь. — Или вы соглашаетесь на мои условия, или будете гореть вместе с вертолетом в этих песках.
— Я хочу подумать, — еще немножко, скоро на горизонте должны появиться здания бывшей перевалочной базы.
— У тебя минута.
Я снял наушники, но отдавать Ахмеду не спешил.
— Что он хотел? — казалось, вертолетчик встретился с любимой женщиной, мне чудилось, что я даже со спины вижу, как он улыбается.
— Предлагал сдаться в плен.
— И что?
— Собираюсь послать, но постараюсь сделать это поближе к границе.
— И что, никаких компромиссов? — видимо, Ахмед всерьез опасался неверного выбора.
— Абсолютно! — холодом моего голоса можно было заморозить Африку.
— Отлично, рафик! — с необъяснимой для меня радостью воскликнул пилот.
В микрофонах наушников затрещал голос Джона Маклейна.
— Минута прошла, — черт бы его взял с его пунктуальностью!
— Дай мне еще несколько минут, я постараюсь уговорить майора Каретникова! — С майором я, наверное, переборщил.
— Ты тянешь время… — догадавшись о моих намерениях, зло процедил Джон. — Говори ответ: да или…
Я его не дослушал.
— Нет, — это было сказано уже не в микрофон. — Ахмед, к бою!
Следующие полчаса слились для меня в сплошной калейдоскоп. Первым делом два черных «Апача» оттеснили нас в глубь афганской границы. Затем попытались вынудить к приземлению, но не спешили атаковать. Возможно, Джон опасался, что мы могли передать одну из записей кому-то третьему, и потому стремился взять нас живыми, но наш «крокодильчик» ловко ушел и вновь потянул к границе. И вот тогда все завертелось по-настоящему: грохотали пушки, вылетали и взрывались ракеты, с легким шлепком, шипя, падали вниз яркие струи тепловых ловушек. Я с Аллой и Исмаилом, выставив стволы из иллюминаторов, в первые мгновенья тоже попытались стрелять, хотя прекрасно понимали, что выстрел, сделанный ею в том кишлаке, никогда больше не повторится, но потом «Ми-24» сделал такую горку, что нас сбило с ног трупами наших же товарищей. А едва мы поднялись, сбило снова. Нас швыряло так, что пришлось сесть и уцепиться за скамейку обеими руками. В один из моментов относительного затишья я перебрался на место борттехника и нацепил на голову наушники. Как выяснилось, Джон Маклейн продолжал взывать к моему разуму, но с каждой секундой ему все труднее и труднее удавалось сохранять спокойствие. Когда «Ми-24», ведомый Ахмедом, неожиданно для преследователей развернулся к противнику носом и с подвесок советского вертолета сорвались «НАРы», увидевший это Джон завизжал как смертельно напуганный кролик. Его пронзительное «No, not that» (нет, только не это!) потонуло в скрежете раздираемого металла. «Апач» охватило пламя, при этом падал он почему-то вертикально. Но радоваться было преждевременно, боезапас кончился. Второму «американцу» удалось прижать наш «крокодил» к земле. Чтобы покончить с «Ми-24» наверняка, пилоты «Апача» подошли поближе, и Ахмед, довернув свою машину, повел ее на сближение с противником. Столкновение становилось почти неизбежностью. Пытаясь спастись от шедшего на таран «Ми-24», американские летчики слишком сильно взяли крен влево и допустили ошибку — завалившийся набок «Ан-64», зацепив лопастями верхушку неожиданно высокого бархана, грохнулся на землю. Клубы песка поднялись в воздух.
