— Так я узнал все-таки, кому принадлежали эти следы, — продолжал Максим. — Их оставила одна женщина, не наша, не землянка…
— Чего-о?!
— Я говорю, следы эти принадлежали женщине из другой звездной системы…
У Константина даже глаза расширились от удивления:
— А ты не того?.. — выразительно крутнул он пальцем у виска. — Или это так, в шутку?
— Я не шучу, Костя. Эти люди покинули Землю лишь неделю назад. Я провел у них несколько лет. Они многому научили меня, снабдили важными сведениями. И вот теперь из-за этих сведений за мной охотятся какие-то подозрительные личности.
— Понятно-о… — протянул Костя чужим неестественным голосом. — Ну, ладно, проходи, садись, сейчас жена нам все организует.
— Не беспокойся, Костя. Я очень устал и лучше бы лег…
— Это можно. Вот тут, в холодной половине, у нас кровать свободная. Сейчас я застелю и отдыхай. А завтра обо всем поговорим.
3
А наутро, еще до того, как встать, он услышал торопливый шепот своих хозяев.
— А я говорю, надо заявить, чтобы забрали его, — горячилась жена Кости.
— Что значит заявить? — возражал Константин. — Разве он виноват, что у него такая болезнь?
— Никто не говорит, что виноват, а раз такое дело, надо в психиатричку.
— Постой ты, сразу в психиатричку! Может, он вчера просто с устатку брякнул. Знаешь, какой у него вид был?
— Вот-вот! А как сейчас встанет да буянить начнет?
— Это Максимка-то буянить!
— Максимка! Был Максимка, а сейчас — сумасшедший. Иди, говорю, и заявляй! А то я сама…
— Ладно, ладно, пойду. А ты все-таки приготовь завтрак человеку.
— Ничо, там накормят! Иди, коли пошел!
Максим услышал, как хлопнула входная дверь, как яростно загремела посудой «гостеприимная» хозяйка.
«Нашел приют!..» Он быстро встал, оделся и тихо, стараясь не скрипнуть половицей, вышел на улицу.
Там неистовствовала весна. Несмотря на ранний час, солнце слепило глаза. Изумрудной зеленью сверкали высаженные вдоль улицы молодые лиственницы. С громким чириканьем носились между ними ошалевшие от хмельного воздуха воробьи.
А на душе у Максима становилось все мрачнее, все тревожнее. Крадучись, как вор, незаметно озираясь по сторонам, опасаясь вновь встретить своих преследователей, дошел он до продовольственного магазинчика, купил хлеба, колбасы, сахару и, избегая прохожих, задами, огородами выбрался за околицу села, где сразу начиналась тайга.
Только здесь, в лесной глуши, почувствовал он себя в относительной безопасности. Только здесь, среди молчаливых деревьев, ощутил наконец тепло родной Земли. И лес будто обнял его пахучей утренней прохладой.
