— Будь здорова, Ми!
В ответ — лишь глухой шум прибоя.
Он медленно ел, уминая все подряд, что выставил перед ним автомат. Потом долго сидел, уронив голову на руки, отдавшись воспоминаниям, какие набегали и гасли, как шумящий за стенами прибой, и в каких не было уже прежней боли, а была лишь большая глубокая печаль.
Потом, почти засыпая на ходу, он прошел в шестигранную гостиную, кое-как разделся и, бросив одежду прямо на пол, повалился на кушетку. Но уснуть не успел. Входная стена виллы вдруг раскрылась, и в комнату вкатил оранжевый автомат. Волна густого, до боли знакомого аромата будто накрыла Максима с головой. Он невольно приподнялся. Робот подплыл к самой кушетке и высыпал перед ним целую охапку астийских эдельвейсов.
Внутри автомата что-то щелкнуло:
— Командир корабля желает землянину доброй ночи и просит принять эти цветы.
— Спасибо, старина. Передай командиру спасибо! Или постой! — Максим соскочил с кушетки и, выбравшись наружу, наломал несколько веток сирени:
— Возьми это, передай командиру и скажи, что землянин искренне желает ей большого настоящего счастья.
Робот послушно подхватил цветы, и через секунду фонарик его скрылся за поворотом серпантина. Максим проводил его глазами и, поеживаясь от ночного ветерка, вернулся обратно в виллу…
Несколько минут прошло в молчании. Силкин отложил в сторону цигарку, долго и сосредоточенно теребил прокуренную бороду:
— Вона оно как! Не все, стало быть, гладко бывает и там, у энтих, с другой звезды?
— Как видишь, дядя Степан.
— Тогда, конечно, не с руки одним бабам-то, — он снова взялся за цигарку. — Только, я думаю, недалеко они улетят…
— Не в этом дело! Мужчины ли, женщины ли — какая разница. А… Как бы это тебе объяснить? Все они настолько привыкли к опеке автоматов и думающих машин, что разучились даже реагировать на опасность, отвыкли от самого элементарного ручного труда. А без этого…
— Вот я и говорю, недалеко они улетят одни с энтими своими киберями. Куда им! Вернутся. Как пить дать, вернутся! А к тому времени и ты справишься со всеми паскудными бомбами. Ну и того… заживете опять все вместе.
Максим вздохнул, невесело улыбнулся:
— Спасибо тебе, дядя Степан, на добром слове. Но… Не увижу я их больше. Да и что об этом говорить. Главное сейчас — поправиться скорее и за работу! И вот еще что: не говори пока никому о том, что я рассказал тебе.
— Что я, не понимаю? Могила! Да, Владимирыч, чуть не забыл — документы твои…
— Что документы?
