— Одну минутку, одну минутку! — сестра выскользнула из палаты. И вскоре вернулась в сопровождении врача.
— Так-с, — протянул тот приятным баском, беря Максима за руку, — значит, проснулись? И хотите пить? Ну, что же, пульс хороший… А попить можно, отчего не попить. Тоня, принесите, ему не очень горячего чая.
— Но что со мной? Почему я в больнице?
— Не все сразу, молодой человек, не все сразу! Во всяком случае, ничего страшного, — ответил врач по-прежнему нараспев. — Однако мне нужно немного понаблюдать за вами. Вы слишком долго спали… Э-э… Находились в состоянии, так сказать, летаргического сна.
— Как долго? Неделю, месяц?
— Не могу сказать точно. У нас здесь вы спите пятые сутки. А до этого… Вас доставил к нам один местный охотник, человек э-э… очень пожилой, по-видимому, с провалами памяти. Он мало что смог объяснить. Да вы не волнуйтесь, мы это выясним. Главное — с вами все в порядке.
— Но я смогу увидеть этого охотника, поговорить с ним?
— Отчего же нет, он каждый день наведывается.
— А как фамилия его, не скажете? Как зовут?
— Право, не помню…
— Силкин. Степан Силкин, — подсказала сестра, ставя на тумбочку стакан с чаем.
— Дядя Степан! — обрадовался Максим. — Так, значит, я в Вормалее?!
— Конечно, где же еще?
— Ну, мало ли… И он, дядя Степан, не сказал, как я попал к нему?
— Говорят вам, он ничего не помнит.
— Вот оно что! Так вы сразу, как он придет, проводите его ко мне.
— Не беспокойтесь, он себя ждать не заставит. Пейте вот!
Максим выпил чай и снова откинулся на подушку. Спать больше не хотелось. Голова была ясной, свежей. Но тело казалось чужим, он с трудом повернулся на бок.
Что могло все это значить: дядя Степан, летаргический сон, больница в Вормалее? Он постарался восстановить в памяти события последних недель, вспомнить, что снова привело его в этот крохотный, затерянный в тайге поселок. Но все тонуло в бессвязных обрывках каких-то странных фантастических видений. Зато с поразительной ясностью вставали картины давно минувших дней.
Кордон Вормалей… Здесь прошло его детство, юность, здесь научился он любить тайгу и дал себе слово стать настоящим человеком, здесь загорелся мечтой раскрыть тайну необычных находок, какие случались в обрывах Студеной, и встретился с таинственной «Нефертити» — невесть откуда взявшейся и вновь исчезнувшей девчонкой, которую он спас на лесном озере и которая почему-то снова и снова являлась в его воображении всякий раз, когда он попадал в какой-нибудь особо сложный переплет. А сколько их было, таких переплетов! Он живо вспомнил, как еле спасся однажды от голодных волков, как едва выбрался из топкого болота, как набрел, теряя последние силы в пургу, на лесную охотничью избушку. Но ярче всего врезался в память Зуб Шайтана.
