Однажды перед его приходом говорили о нем:
— Хороший человек, все знает и делает, но до чего вредный, черт! В тот раз он мою ногу так «разрабатывал», что я от боли чуть ли не кричал, а он только усмехался и спросил: «Ну как, влага не потекла? В следующий раз я из тебя компот выжму, если ногу не разовьешь».
— А того лейтенанта, еще совсем зеленого, как женской кровью напугал! В день выписки его из госпиталя подошел к нему, ладонью по щекам провел, редкие волосинки на верхней губе пощупал и таким серьезным голосом спросил:
— Не тебе, молодой воин, по ошибке семьсот граммов женской крови влили, первый раз четыреста, а второй — триста?
— Мне, но разве есть разница?
— Разница? — Николай Наумович сочувственно посмотрел на паренька, махнул рукой и молча вышел.
Что тут было! Человека в строй выписывают, а он в страхе бегал, ко всем врачам приставал: «Скажите, только правду, — неужели я теперь никто?»
К Быстрову относился дружески, не вселяя иллюзий:
— С одной палкой ковыляешь?
— Хожу, Николай Наумович.
— Вижу, как ты ходишь. Левая стопа висит.
— Да, трудно с ней.
— На день будем забинтовывать, а на ночь — в колодку. Думаю, висеть не будет, но останется неподвижной.
— Помню, вы говорили.
Встречались еще не раз и однажды разговорились:
— Комиссовать будете?
— Как положено, все сделаем. У тебя что было?
— Ограниченная годность первой степени.
— Какой идиот такое заключение вынес? Ты инвалид второй группы. — И подумав, добавил: — Но какой же госпиталь дает оценку хуже той, что была при поступлении? Мы тебя комиссовать не будем — выпишем по справке о лечении, а там, как умеешь. Я дам тебе записку к профессору Селищеву, он тебе обувь посоветует.
И больше им увидеться не удалось. Николая Наумовича перевели в другое лечебное заведение, более крупного масштаба, и Быстров, выходя из госпиталя, попросил переадресовать ему небольшое письмо с выражением глубокой благодарности. И многие годы, до нынешних дней хранит в памяти образ этого большого хирурга и по-настоящему большого человека.
Не попал Быстров и к профессору Селищеву. Рекомендательной записки Николай Наумович не написал, забыл, наверное, а на Арбате торопили:
— Пришла справка с фронта, неплохая. Намечаем использовать здесь, командиром полка по охране склада ПКО…
— Я строевой командир, а не карнач.
— Что, карнач? Но это уж мы решаем. Позвоните через пару дней.
Вторая встреча была короткая и сухая:
— Новые обстоятельства — обратитесь к генералу, здесь за стеной.
