— Вы это точно видели? Я к тому, что, по вашим словам, было уже темно…
— Да, было темно, но кругом горели фонари… Это спускался он, карлик: да так стремительно, так ловко… Не помню, как я вскочила и как добралась домой. Дома я первым делом залезла под холодный душ, слегка пришла в себя, и уже затем позвонила в милицию. У меня дома есть телефон… Вы спросите, отчего же я не пришла к вам и не рассказала обо всем этом сразу же, в тот же самый вечер или, по крайней мере, на следующий день?
— Именно об этом я и хотел спросить…
— Не знаю. Вообще-то я собиралась… или мне просто так казалось, что собиралась… Впрочем, на следующий день я уже почти была уверена, что все мне только приснилось: и этот мерзавец Кривобокое, и карлик, и все-все. Потому я и не рассказывала об этом никому. Кроме, разумеется, Раечки — да и то в самых общих чертах. Но вчера по телевизору выступил ваш начальник… ну, вы, наверно, об этом знаете. Он сообщил, что карлик пойман и попросил всех, кто хоть что-нибудь знает об этом карлике, сообщать майору Якименко. То есть вам. Ваш начальник очень красочно и подробно рассказывал, как вы, рискуя жизнью, поймали этого карлика…
— Прямо так и сказал — рискуя жизнью?
— Прямо так и сказал. А что, разве это неправда?
— Ну начальник… Ну оратор и народный трибун, мать его… Ладно. Итак, начальник сказал, и…
— И у меня заговорила совесть. Пойду, думаю, к этому Якименко, и все ему расскажу. Может, хоть чем-то помогу…
— Вы и в самом деле мне помогли. Здорово помогли. Должен признаться, что со свидетельской базой у нас негусто, так что… Спасибо вам!
— Что ж, если это не дежурный жест вежливости…
— Никакой это не жест. Вы и в самом деле очень ценный свидетель. Главное — правдивый и искренний.
— Да уж… Думаю, что из-за этой моей правдивости и искренности вам и общаться-то со мной противно. Развратная и аморальная женщина…
— Я думаю, что эта ваша мнимая развратность и аморальность в первую очередь должна волновать вашего мужа…
— Вы знаете, а я ведь ожидала этого вопроса. Вернее сказать, надеялась, что вы его зададите.
— Разве я вам задал какой-то вопрос?
— А разве нет?
— Ну, не знаю… Может быть. Если уж быть предельно честным…
— Вот видите, как оно получается. Если быть предельно честной — то я ожидала такого вопроса, и вы соглашаетесь, что его задали. Быть предельно честным — в этом-то все и дело. Скажите, вам часто хочется быть предельно честным?
— Не знаю. Наверно… когда наедине с самим собой. Хотя что это за доблесть — быть честным наедине с собой?
