Софья Васильевна, седая, тщедушная женщина в роговых очках, внимательно посмотрела на Марию, подала руку.
— Так вот, девушка, с Леной будете хозяйничать в читальном зале.
И — все. Софья Васильевна склонилась над столом, стала озабоченно перебирать записи. Мария постояла минуту, сказала, почти шепотом:
— Спасибо.
А в сумерки все девять работниц библиотеки, и Мария с ними — «бабья рота», шутили они, — отправились на «сборный пункт», так называли трамвайную остановку возле заколоченного досками магазина с огромными, обращенными в молочный цвет витринами. «Та самая остановка», — вспомнила Мария автомашины с ранеными. Нет, не забылись. Вон в ту сторону катили, видно, в госпиталь. Здесь собирались женщины, пожилые мужчины, работавшие неподалеку. Отсюда трамвай повез их на западную окраину города, к Голосеевскому лесу — рыть противотанковые рвы.
— Садись! — крикнул вагоновожатый, старик с жидкой растрепанной бородой, останавливая трамвай, крикнул всем. — Садись, поехали!
Громыхая, с умопомрачительной быстротой, без остановок мчал трамвай по пустеющим улицам, вагоны раскачивались — вот-вот не удержатся на рельсах и свалятся. Поворот — площадь, бульвар, развалины. Трамвай несся прямо на запад. Поворот, поворот. Еще немного, и трамвай оборвал свой бешеный бег.
— Все! Выкатывайсь! — Старик-вагоновожатый с растрепанной бородой высаживал пассажиров. — А я поворачиваю, обратно, в тыл, — пробовал шутить. — Давай, давай, — понукал он женщин, — дальше не поеду.
Дальше и ехать было нельзя — метров через четыреста рельсы разъединены воронкой и по ту сторону воронки уже не блестели и покрылись тусклым налетом, какой появляется, когда нет по ним движения. На рельсах понуро стоял смятый трамвайный вагон.
Люди молча шли вдоль улицы по мостовой, мимо дома без крыши, с одной стеной. Слева лежала поваленная круглая тумба, на которой наклеены театральные афиши, и из-под нее, сбоку, виднелось улыбающееся лицо красивой женщины, как бы говорившее, что ей совсем не больно под тяжестью тумбы.
Потом появились противотанковые железные «ежи», бетонные надолбы. Пробирались проходным двором, уткнулись в полуобваленную стену. Стена мешала двигаться напрямик, пришлось обогнуть развалину. Ступали по осколкам стекла, посуды, по обломкам разбитой мебели, и под ногами отдавались скрип и треск. Шли осторожно, чтобы не свалиться в выкопанные щели. Ко всему этому привыкли: щели так щели, надолбы так надолбы — война ведь…
