Данила, и возмущенный и растерянный, смотрел вслед уходившим. «Паникерщики, — пренебрежительно подумал. — С такими остановишь немца, как же! Паникерщики…» Гневно сплюнул, как бы зачеркивая и встречу с теми, уходившими, и то, что сказал ему красноармеец. Так и не довелось узнать обстановку, чтоб сообразить, куда двигаться. Но это не смутило его. Он не сомневался, что наткнется на стрелку-указатель: «Хозяйство Бровченко». Он вернулся к своим размышлениям. «Бровченко на шоссе делать нечего, объяснял самому себе. — Раз занимает оборону, то искать его где-нибудь в лесу или по линии реки. Поверну на лес».
Пересекли шоссе, щербатое, покореженное, взломанное.
Лес начался сразу, грузными елями, кряжистыми соснами.
Данила был уверен, что именно в этом направлении надо искать свой полк: рубеж полка, помнил он, проходил много севернее. Там и под бомбежку попал с Сашком. «Ну полк отступил пусть, такое, что и говорить, возможно, а драпануть чтоб — нет!»
Хотелось есть. Рот наполнялся густой слюной, он проглатывал слюну, но еще сильнее хотелось есть. Через некоторое время во рту снова набиралась слюна. «Молчат хлопцы, — сочувственно посмотрел Данила на Сашу, на Марию. — Идут, а только и думают про харч. Ну что там мясца на один зуб и хлеба кус? Работа же какая…» А нет, не тронет он оставшейся горбушки хлеба. «Энзэ, — покачал головой. — Энзэ». Но о чем бы ни старался думать, перед глазами все время эта мучительная горбушка, будто не в вещмешке она вовсе, а у самого рта, черт бы ее побрал!..
И все-таки сдался. Не помирать же с голоду. Бог даст день, даст и пищу. Не пропадут! А сейчас поесть, сила ногам.
— Поедим, хлопцы.
Он свалил с плеч вещевой мешок, бережно взял горбушку, точными движениями финкой разрезал ее, всем поровну. На траву упали крошки, поднял их, кинул в рот. Жадно, держа хлеб обеими руками, стал жевать.
Мария откусила от ломтя, еще раз откусила, на этот раз быстрее, и стала торопливо есть. Саша исподволь взглянул на нее. «Голодна как! подумал. — Не привыкла еще…» Свой кусок съела даже раньше Данилы, на минуту, а раньше.
— Возьми, — протянул ей Саша недоеденный свой ломоть.
— Нет, Сашенька, миленький, нет… — Она заплакала. Грудь стеснило чувство благодарности, голода, стыда…
Двинулись. Шли лесом вдоль шоссе, все дальше на северо-запад.
— Марийка, возьми, — снова протянул Саша свой кусок хлеба. Он чувствовал обворожительную тяжесть в руке, к глотке все время подкатывал комок. Еще немного, и не выдержит, съест.
