Впереди темнел олешник. Конец болота!
— Хлопцы, хлопцы, — поторапливал Данила.
Под ногами начало твердеть, камыши отходили назад, жирная жижа спадала и была уже ниже колен. Данила вздохнул, на душе стало легче.
Выбрались на поляну. За ней — шоссе. То самое, по которому туда-сюда, по предположению Данилы, должны двигаться войска: на передний край — в тыл, вперед — назад… «Ладно, без привала. Время дорого».
— Ну, голуба? — участливо посмотрел Данила на Марию. Он слышал, как хлюпали ее сапоги. — Осилишь еще с полчаса, а?
Она притворно улыбнулась: сущие пустяки, идет уже сколько, и еще столько может пройти. Улыбка не обманула Данилу, он видел, какие тусклые и слабые у Марии глаза. Он и сам едва брел, усталость сковывала ноги, туманила голову, — тело тащил он, как тяжелый мешок с неживыми костями и мясом.
Только сейчас, когда выбрались из болота, почувствовали они, как продрогли. Одежда на них не просохла. Солнце уже не согревало. Солнце плавилось в самом низу неба — закат такой яркий, такой сильный, что весь огонь его истратился на неширокую полосу, придавленную лиловой грядой облаков. Было холодно.
— Сашенька, миленький, давай по очереди сапоги, — страдала Мария.
Саша не откликался. Возможно, не слышал.
Они подошли к шоссе.
По шоссе катили грузовики, в них сидели бойцы с пулеметами. Вдоль обочин топали красноармейцы в плащ-палатках, со скатками. На восток. На восток. Один красноармеец, худой и длинный, стал поправлять сползавшую обмотку на ноге.
Данила приблизился к нему.
— Оттуда? — кивнул в западную сторону.
— Откуда ж еще?.. — не глядя на Данилу, сердито отозвался красноармеец. Он обернул обмоткой ногу, выпрямился.
— И куда?
— Куда? — исподлобья посмотрел красноармеец на Данилу. — Вперед. Из Киева на Харьков.
Данила не заметил, как сжал в подступавшем гневе кулаки. Сдержался. Крякнул, чтоб остыть.
— Может, попалось по дороге «хозяйство Бровченко»?
— На кой нам хрен твое «хозяйство Бровченко»! — со злостью утомления выпалил красноармеец. — Тоже где-нибудь драпает.
— Э, друг… Кроме страху, выходит, ничего и не видишь, — покачал Данила головой. — Ладно, найдем свою часть. Прощевай… Далеко не забирайся, смотри, — съязвил, — вертаться устанешь. Прощевай…
— Эй, ты, «прощевай»… — уже участливо произнес красноармеец. Повороти оглобли, пока не поздно, понял? Сзади немец прет.
— Так он, немец, все время прет. Чего ж ему не переть, если драпаем…
— А, — принял красноармеец насмешливый вид, — вон с этими, — показал на Марию, на Сашу, — немца остановить собираешься? Давай. Давай. Повернулся и нетвердым, усталым шагом побрел по шоссе дальше, на восток.
