— Нет! Позднее верну его казахам!.. Когда вылечу до конца!
Я кивнул.
— Он не лучше Машки, да?
— Помнишь, как мы ее затаскивали в кусты?
— А помнишь…
Мы хохотали. Мы хлопали друг друга по спинам и давились от смеха, стоило нам взглянуть на козла.
Вдруг из кустов показалась козлиная голова. Мы онемели. У козла была длинная грязно-желтая борода.
— Пш-ел! — прошипел я.
Голова дернулась и скрылась. В кустах блеяло, мычало, шуршало — проходила отара. Я привстал и увидел недалеко от себя старого казаха. Он выгонял коз и овец из кустов.
— Крр-эй-тт! Крр-эй-т! — кричал казах.
Мы лежали на нашем козле. Он дрыгал забинтованной ногой. На бинт Яшка истратил полрубашки.
Отара была длинной, наверное с километр. Над нами стояла густая и колючая пыль. Мы задыхались. Овечье и козлиное блеяние слилось в какофонию. Козел вдруг так мотнул головой, что повязка слетела, и он тоже принялся орать. Яшка переживал так, будто наступает конец света.
Отара перешла речушку Жаман-Каргалу, выбралась на противоположный берег и побрела по степи к подножью горы. Должно быть, там кошары.
После ухода отары козел упал духом, и волочить его к острову стало легче. Он ничуть не хромал. Я был уверен, что рана на его ноге пустяковая. Я несколько раз сказал об этом Яшке. Но он и слышать о том не хотел.
Переволокли козла через протоку, привязали к тополю возле разоренного шалаша.
— Есть будешь?
— Потом! — Яшка поманил меня за собой.
В глубине тальников, под навесом из сплетенных верхушек кустов, на подстилке из травы лежала овечка и косила на нас лиловым глазом. Когда мы присели возле нее на корточки, она привстала на тонкие ножки и заблеяла. Под навесом было прохладно. Овечка часто дышала. Яшка провел рукой по ее опавшему животу. Шерсть на задних ногах была замарана.
— Что с ней?
— Наверное, тоже отравилась. Козел оправился, а она все болеет. Но сейчас ей уже лучше. На ноги встает.
Яшка почмокал губами. Овечка опустила голову и выдернула травинку из охапки несвежей травы. Яшка осторожно поднял ее на руки. Он стал багровым от натуги, но мне не пришло в голову, как обычно, сострить над ним. Я шел впереди, раздвигая кусты.
Мы выбрались к воде. Яшка осторожно опустил овечку на ноги. Она потеребила розовыми ноздрями и повела мордочкой по поверхности воды.
Так вот почему Яшка сидит без хлеба! Скормил козлу и овечке.
Обратно овечку нес я.
День клонился к вечеру.
— Пойдем пескарей надергаем, уху сварим, — предложил я. — Ночевать останусь здесь.
