Он махнул одному из своих солдат, который выбежал вперед и выплеснул в огонь ведро керосина. Пламя взмыло вверх, и в неподвижном вечернем воздухе поднялся огромный столб дыма.
«По крайней мере, генерал Шерман, — торжествующе сказала мать Скриппса, — этот дымный столб предупредит других верных дочерей Конфедерации о вашем приближении».
Шерман поклонился. «Это риск, на который мы вынуждены пойти, мэм». Он пришпорил лошадь и умчался, его длинные седые волосы развевались на ветру. Ни Скриппс, ни его мать больше никогда его не видели. Странно, что Скриппс вспомнил тот эпизод сейчас. Он поднял голову. Прямо перед ним была вывеска:
«СТОЛОВАЯ БРАУНА. ИСКУС — НА ВСЯКИЙ ВКУС».
Надо войти и поесть. Вот то, чего он хотел. Надо войти и поесть. Какая вывеска —
«ИСКУС — НА ВСЯКИЙ ВКУС»!
О, эти владельцы больших столовых толковые ребята. Они знают, как завлечь клиента. Никакой рекламы в «Сатердей ивнинг пост» им не требуется. НА ВСЯКИЙ ВКУС. Умно. Он вошел.
Стоя в дверях столовой, Скриппс О’Нил огляделся. Внутри была длинная стойка. Висели часы. Была дверь, которая вела в кухню. Стояло несколько столов. Под стеклянной крышкой лежала горка пончиков. На стене были развешены картинки, рекламирующие то, что здесь можно съесть. Была ли это действительно столовая Брауна?
— Не скажете ли, — спросил Скриппс пожилую официантку, вышедшую из кухни через дверь, открывающуюся в обе стороны, — действительно ли это столовая Брауна?
— Да, сэр, — ответила официантка. — Искус — на всякий вкус.
— Благодарю вас, — сказал Скриппс. Он уселся за стойку. — Пожалуйста, бобы для меня и бобы для моей птицы.
Он расстегнул рубашку и поставил птицу на стойку. Птица взъерошила перья и отряхнулась. Она пытливо клюнула бутылку с кетчупом. Пожилая официантка протянула руку и погладила ее.
— Какой отважный малыш, — заметила она. — Между прочим, — спросила она с некоторым смущением на лице, — что это вы такое заказали, сэр?
— Бобы, — сказал Скриппс, — для своей птицы и для себя.
Официантка распахнула кухонную калитку. Скриппс успел рассмотреть теплую, наполненную паром комнату с большими котлами и чайниками и множеством сияющих консервных банок на полках вдоль стены.
— Свинью с погремушками, — деловым тоном крикнула официантка в распахнутую калитку. — Одну — для птицы!
— Уже на плите! — отозвался голос из кухни.
— Сколько лет вашей птице? — спросила пожилая официантка.
— Не знаю, — сказал Скриппс. — До прошлого вечера я ее в глаза не видел. Я шел вдоль железной дороги из Манселоны. Меня жена бросила.
