Гамиани, или Две ночи сладострастия | страница 27



Увиденное оказало поразительное воздействие и на Фанни. Тело ее напряглось, глаза остекленели, сжатые в кулак пальцы дрожали. Весь ее облик как будто манил меня разделить с ней восторги любви. Полуоткрытый рот, пылающие губы и щеки, затуманенные глаза выражали такую неудержимую, необъяснимую страсть к наслаждению, что я, не помня себя от вожделения, стремительно бросился на нее.

Упав на кровать, мы, как два разъяренных зверя, сцепившихся в смертельной схватке, душили друг друга в судорожных объятиях, царапались и кусались. Мы были возбуждены настолько сильно, что, испытав блаженство один раз, не остановились, а, не разжимая объятий, бросились в погоню за новым наслаждением…

Наконец, мы забылись тяжелым сном.

Когда же я пробудился, солнце уже играло ярким светом, его лучи проникали сквозь шторы и играли на богатых коврах и шелковых тканях. Это чарующее, яркое, поэтическое пробуждение после бурной ночи привело меня в себя. Фанни еще спала. Рассвет розовел на ее нежных щеках, на губах едва заметно светилась трогательная улыбка, ее прекрасное обнаженное тело ласкали первые лучи солнца. Я любовался ею, и светлое чувство любви всколыхнуло мою душу. Мне хотелось шептать ей нежные слова, ласкать ее упругую грудь. Она казалась мне слабой и беззащитной. Я понял, что полюбил эту прелестную девочку, полюбил всем своим существом, полюбил навеки. Но я чувствовал, что эта любовь не принесет нам обоим счастья. Страшная ночь непреодолимой преградой встала на пути к нашему счастью. Я готов был в это утро отдать даже жизнь, чтобы все случившееся оказалось кошмарным сном, плодом извращенной фантазии, но кошмар был реальностью, и мы были не только свидетелями, но и участниками его. Пока Фанни была рядом со мной, я был счастлив, но не мог не думать о том, что пробуждение разрушит это хрупкое, призрачное счастье, и я был бессилен этому помешать, благодаря Гамиани, жестокая рука которой повергла нас в пучину разврата. Я не мог простить себе того, что я не вырвал Фанни из рук этой порочной женщины и, движимый самыми низкими инстинктами, стал соучастником развращения невинной девушки.

Но Фанни, как она была прекрасна! Чистая и свежая, как цветок, омытый утренней росой, она сладко спала на этом ложе разврата. Казалось, стоит только коснуться этого великолепного тела, и нежный цветок завянет. Весь ее облик олицетворял собой самую чудесную мечту. Изящно склоненная головка покоилась на изгибе тонкой руки, нежно очерченный профиль будто сошел с картины божественного Рафаэля. Каждая линия ее совершенного тела дышала томной негой. И страшно было думать о том, что этот волшебный цветок был безжалостно сорван и грубо растоптан. Одно движение похотливой руки графини смяло и разорвало тонкий и чистый мир сладких девичьих грез. Но во сне она была еще чиста и целомудренна… Однако этот сон не мог продолжаться вечно, и я с ужасом ждал ее пробуждения, лихорадочно перебирая мысли, думал о том, как мне защитить эту невинную душу от жестокого удара, который нанесет ей пробуждение.