перекрестилась на купол Темпьетто и двинулась вниз по улице, степенно придерживая одной рукой
длинный подол, а другой – еще пустую корзинку. Берни, крадучись, отправился вслед за ней.
Он дождался, когда служанка пройдет четыре квартала и завернет в арку переулка Чеканщиков (слуга
говорил, так все ходят, потому, что короче). Обижать женщину не хотелось – бог обидел ее достаточно.
Ладонью в перчатке из лучшей кожи Франческо ухватил бедняжку за плечо и повернул к себе.
– Не бойся, красавица, я с добром. Смотри, что у меня есть! – серебряная монетка сверкнула в
воздухе и звякнула о мостовую, – Удели мне внимание – и получишь еще…
Восемь лет фехтовальных занятий не прошли зря – избежать оплеухи ему удалось без труда. Вот
дерзкая дрянь! Не иначе любимая челядь или метресса хозяйская… нет уж, станет мессер художник при
такой Донне греть постель у старухи…
Женщина удалялась, гордо виляя тяжелым задом, словно дарить пощечины молодым и красивым
было столь же обыденно для нее, как выбирать зелень на лотке у торговца. Берни выругался вполголоса и
поспешил за ней.
– Ты неправильно поняла меня, женщина. Мне нужно лишь твое время. Выслушай – и поймешь.
Бледное лицо женщины чуть порозовело от удивления. Она повернулась к возмутителю спокойствия
и ощупала его взглядом с головы до пят. Берни вдруг ощутил себя мальчиком… не иначе,
домоправительница.
Улыбка тронула губы женщины:
– Хорошо мой синьор, если вы так желаете – слушаю и повинуюсь.
…Надо было предложить золота… Берни выдохнул – строки новой поэмы застряли в памяти
намертво – придется прозой.
– Год назад на картине мессера Санти я увидел прекраснейшую из женщин – Мадонну Садовницу. Я
собрался покаяться в церкви, что влюблен в Богоматерь, мне сказали, что я дурак. А мадонну мессер
художник рисовал со своей возлюбленной – куртизанки по имени Форнарина.
Женщина медленно покачала головой
– Она была дочкой булочника.
Поэт отмахнулся:
– Неважно. Прекраснее профиля, чем у нее, стройней стана и соблазнительнее груди я не встретил за
восемнадцать лет своей жизни. Я посвятил ей стихи и назвал дамой сердца. И прошел половину Италии,
чтобы ее увидеть.
Женщина хмыкнула:
– Это не сложно.
Франческо встряхнул кудрями:
– Говорят, что мессер художник никого к ней не подпускает. Держит взаперти на женской половине
дома, куда ходят одни служанки да старый певец-кастрат – чтобы Донна не скучала, когда господин
