мазилки смеялись над горе-мастером. От огорчения случилась простуда. Базарным утром сестра вышла на
рынок за яблочным медом, а вернулась с новостью – Ловкого Пруху поймали, говорят, выдала девка в
борделе. До заката король воров будет привязан к столбу на посмешище горожанам, а наутро – в клетке
выслан в столицу, на скорый суд. Бюрхард вздохнул – что ему до поимки очередного разбойника. Оказалось
наоборот. Пополудни явился шлепень из магистрата с конвертом. В письме предлагалось ему, Бюрхарду
Швальбу, исполнить точный портрет злодея Отвальда Бритке по прозванию Ловкий Пруха за
вознаграждение в пятьдесят миттелькрейцеров. Это были уголь и хлеб. И позор.
На закате художника проводили в казенный дом. Предоставили форменную бумагу с печатью,
карандаши и краски. Начальник тюрьмы, свирепо водя усами, потребовал, чтобы портрет был точным и
«никаких там художеств». Бюрхард долго, брезгливо возился с казенной палитрой, ладил хромоногий
мольберт, попросил еще свеч – дали. Привели заключенного. Бюрхард узнал его, но пожалеть не успел –
пришла боль. В этот раз на рисунке была могила. Яма в земле, засыпанная телами в рваных холщовых
мешках. …Начальник тюрьмы орал и тряс брюхом. Стражники посерели. А Ловкий Пруха кинул взгляд на
рисунок и рассмеялся, будто и не ему сулил верную смерть художник. Бюрхарда выставили в тычки, не
заплатили ни крейцера.
Случай разошелся по городу. На семейство стали коситься. Сестре отказали в немудрящих швейных
заказах. В доме запахло голодом. Ко дню перелома года сестра заложила кольцо с рубином – еще
материнское, старое. Денег едва хватило на праздничный ужин. Бюрхард пил теплый пунш, ел сосиски и
плохо думал о будущем, когда в дверь постучали. Дюжие парни втащили в дом два мешка вкусно пахнущей
снеди, перекидали в чулан уголь. Старший (бандит бандитом на вид) сунул оторопелому портретисту
мешочек с монетами и ухмыльнулся:
– Привет от Прухи. Смылся он, как ты ему набалакал, мазилка. В мешке дохляцком с кладбища
вывезли. Спасибо велел сказать…
Бюрхарда долго допрашивали, но доказать ничего не смогли. Слухи клубились по городу.
Поговаривали, художник спознался с дьяволом – то-то его адским пламенем припечатало. Зато в доме стало
сытно, тепло и славно. Через приятеля Бюрхард заказал в столице все необходимое. А пока суд да дело –
