наградил отважную медалью из чистого олова. Дом сгорел дотла вместе с кондитерской лавкой,
адвокатской конторой и прито… простите, питомником юных цветочниц. Кабы не двое буршей, которые
проследили путь молнии, художнику пришлось бы плохо. Впрочем, и так он остался один на один с
городской благотворительностью. Три недели мастер Швальб провалялся в бесплатном госпитале. Тут бы
ему и сдохнуть, как жил – тишком…
Сестра отыскала художника и забрала к себе в халупу. Она была старая дева, злобная и упрямая. Она
мазала струпья вонючей мазью на нутряном сале вепря, выносила братца на солнце, кормила с ложки
целебным бульоном из семи сортов мяса. И таки показала смерти костлявый кукиш. Бюрхард заговорил,
прозрел, даже ресницы отросли заново.
Все имущество портретиста сгорело. Нужен был уголь к зиме, теплая ротонда сестре – она кашляла
вечерами, кой-какая одежка ему самому. И мольберт, краски, кисти и мастихины – какой он к черту
художник с пустыми руками. Оставался один выход... Бюрхарду было стыдно до слез, но субботним днем
он вышел на площадь с пачкой серых листов и угольной палочкой.
Добропорядочные мещане, одетые в лучшие платья, чинно прогуливались по кругу. Покупали
лимонную воду, орешки, печеные яблоки. Засматривались на бродячих жонглеров, коробейников, уличных
рисовальщиков. Бюрхард, не подымая глаз, встал рядом с другими мазилками. Пьяница Штремке и тощий
Гюрст косились на него, шептались и пересмеивались. И перебивали клиентов – как только почтенный
бюргер или важная горожанка подходили к их пятачку, Гюрст тут же подставлял табуретку под увесистые
зады, а Штремке кропал портрет, приправляя прибауткой работу.
Бюрхард жался в тени, слезы слабости подступали к глазам. Солнце уже миновало ратушу, когда
первый клиент выбрал его. Необычное, крупно слепленное лицо, раздвоенный подбородок, тень шрама у
тонкой губы, маслянистый зрачок, а второй глаз стеклянный, мертвый. Одежда богатая, кружевной
воротник, винный бархат, туфли с пряжками, цепочки, цепи, кандалы… Бюрхард очнулся – невыносимо
ломило затылок, во рту пересохло, а с листа на него смотрел бритый каторжник в оковах, с запекшейся
раной на месте глаза. Клиент мельком глянул через плечо художнику и изменился в лице.
Бюрхард вернулся домой с распухшей физиономией. Клочки портрета разметал ветер, уличные
