в одежде и речи, искушая хозяйскую вежливость. А конфуз получился под вечер. Ос читал. Публика млела.
Куда там салонным твердилам – в зале шумели волны, клубились тучи, дикари совершали молитву у первых
в мире костров… Вдруг на зеленой спине портьеры все узрели обнаженную деву, выступающую из пены. И
узнали ее в лицо.
Было шумно. Отец девицы хватался за пистолет, неудачливый кавалер рвался придушить словоплета,
кто-то бежал в участок, кто-то звал слуг на помощь. Ос едва успел выйти через балкон.
Он искал потом встречи с Анной, надеясь хоть издали увидать недоступную белокурую прелесть –
тщетно. Избегая позора, семья подалась на курорты, дачу продали. На самого же Оса подали в розыск – «за
покушение, оскорбление и попрание». Много лет спустя Ос смеялся, просматривая досье. А тогда – от
плетей и каторги его выручила война. Подготовлявшаяся давно, она грянула неожиданно.
Еще вечер казался спокойным, по-осеннему сладким и томным, в парках играли вальсы и кружились
с отпускниками девчонки в зеленых платьях. А утром город проснулся от согласного стука сапог о
булыжники мостовых. Газеты кричали голосами портовых мальчишек: «Мобилизация! Оккупация!
Интервенция!» «И я… и я…» – откликалось эхо, но кто ж его будет слушать.
Боевые суда, ощетинившись дулами пушек, ползли из залива прочь. На городских рынках втридорога
продавали гнилую конину и вонючее мясо морских быков. В доках сновали крысы. Ос попал под облаву
случайно – и это его спасло. Трущобы были обречены. А его с разношерстной толпой таких же везунчиков
ожидала казарма.
Их затолкали в пустой пакгауз, посчитали по головам и заперли, даже воды не дали. Один старик
отдал концы ночью, юнгу и двух матросов успели выкупить, всех кривых и безногих посчитали негодными
к службе. Остальных записали, обрили, раздали по плашке хлеба и бестолковой колонной погнали в порт.
Черный рот «Виолетты» высунул язык трапа, людское стадо сгрузили в трюм, и путешествие началось.
Самым мерзким казалось ощущение близости других тел – их тепло, вонь и грязь. Ос за годы
бездомья привык быть один. А фронта он не боялся – висельник не утонет. Вокруг ругались, молились,
плакали и хрипели во сне. Ос же грезил о будущих подвигах, прошлых встречах и могуществе вод вокруг.
Слова бились в его голове, но говорить было нельзя. Либо пристрелят, либо отправят к вербовщикам, после
чего опять же пристрелят – за неспособность. Второго одаренного из набора, – слабоумного юношу-
