плакать, валяться в луже и выть, как мать, но он стоял и грыз кулаки под ленивыми взглядами любопытных.
Начался дождь. Братья рылись в развалинах, вдруг что осталось цело. Мать лежала в углу под рогожей.
Потом стемнело. Ос стоял и стоял, весь промокший, худой и страшный. Брок увел его в доки уже наутро.
Мать недолго жила после – осень съела ее, как и добрую часть погорельцев. Братья сгинули кто куда.
Ос остался грошничать в городе. Делать он ничего не умел, да и не мог – дар ворочался в нем, жадно требуя
пищи.
Ос толкался в порту, провожал глазами неопрятные пароходы и горделивые парусники, следил за
дневной муравьиной суетой у причалов. Как на берег сводят слона в цепях, как спускают клетки с
бесчисленными пестрыми птицами и мешки драгоценного кофе, как плечистые грузчики тащат в трюмы
тюки и бочки. Как спешат подняться на борт тяжело груженые семьи с малышами, старухами и старинными
ветхими книгами, а с надраенных палуб в город шествуют разодетые проезжанты. Как оскалились пушками
боевые суда – «Касабланка», «Принцесса», «Крейцер»… и незнакомые еще новики – с каждым месяцем их
становилось больше.
На закате работа стихала, и тотчас распухали от шума бесчисленные таверны, кабачки и подвалы.
Матросы плясали с портовыми девками, резались на ножах, пили, вспоминая своих покойников, пели и
снова дрались. Ос заглядывал в двери, слушал. Если в карманах звенело – покупал себе жидкое пиво и
крепкий «портовый» суп из морских гадов. Сочный вкус чужой жизни наполнял ему рот. Но слова все еще
не давались.
Дар смеялся над ним – по ночам Осу снились тугие и звонкие строки. А с утра, как и в детстве,
приходилось собирать «ушки» и морской лук, чтобы не умереть с голоду. Иногда удавалось перехватить
монету на срочной выгрузке или кружку вина из протащенного на борт кувшина, но жилось все труднее. …
Брок еще той весной уехал – примерять серый китель студента Е.К.В. Корабельной школы. А больше Ос
никому нужен не был.
Оставалось море – неизменное и непостоянное, тухлый запах светящихся водорослей, горсти битого
перламутра на полосе прилива, стаи рыбок-летучек и шумные птицы, кормящиеся у стай. И корабли.
Надежда по правому борту, гибель по левому, удача стоит у штурвала.
Ос ютился тогда в ничейной каморке у Южных Трапов. Чуть не каждую ночь он пытался марать
бумагу, но стихи отправлялись в огонь – подогреть скудный ужин. А ночи все холодали. Грошники, рыбари
