же?! Единожды за жизнь получилось – и на том спасибо. Вышло по-настоящему – абсолютный,
камертоновый вкус к живописи – единственный талант Аркадия Яковлевича, не могли отрицать даже
злейшие враги и завистники. Ох, горе-злосчастье…Как говорил дедушка: «Где взять мазл, если ты
шлимазл?» Аркадий Яковлевич прислушался к затихающей под левой лопаткой боли, сплюнул в блюдце –
после нитроглицерина во рту остается отвратительно горький привкус, завернулся в несвежее одеяло и
уснул. И увидел во сне свою картину – ту о которой всегда мечтал.
…Осенний уголок старого сада, дождь и солнце одновременно. Узенькая дорожка, уходящая в
заросли, кружевная беседка, затянутая плющом. Мощные узловатые стволы деревьев, арки крон. И яблоки,
яблоки повсюду – желтеющие на ветках, укрытые в траве, падающие и как бы пойманные в падении
солнечные мячики. И девочка-подросток, прижавшись к стволу, смотрит с улыбкой на яблочный дождь… В
рисунке крон и ветвей кажутся звери и птицы, с неба будто ангелы смотрят – и все это вместе, не пестрое, не
разрозненное, но живое! И нарисовано им…
Неделю Аркадий Яковлевич провел дома, в постели – непростительно молодой врач «Скорой
помощи» прописал полный покой. Приезжала дочка с фруктами и жалобами на мужа. Заходил сосед с
бутылкой кагора – его, мол, даже детям дают для укрепления здоровья. В самом деле, после сладкого вина
на душе полегчало. Через неделю Аркадий Яковлевич снова вышел на Арбат.
Теперь он рисовал медленнее, вдумчиво вглядываясь в каждый росчерк карандаша, каждый жест
своей марионетки... А вечером, не в силах понять происшедшего, впервые в жизни напился в хлам. Ночевал
у каких-то знакомых, черт его знает где и с кем спал… На пятьдесят четвертом году жизни он все-таки стал
художником!
Он вернулся домой пешком, перебирая улицы как фотографии. Поднялся по знакомой лестнице, с
первого раза вытащил нужный ключ. Достал с антресолей свой первый мольберт. Выбрал холст, проверил
грунтовку, налил масла в крышечку из-под кофе, отыскал в ящике любимую кисть… И закрепил ее в
деревянной руке куклы.
Жизнь его наполнилась до краев, как последний теплый сентябрьский день наполняется солнцем. С
утра он рисовал на Арбате – не ради денег, нет. Аркадию Яковлевичу было радостно видеть, как на бумаге
отражаются люди – самые разные – лучше, чем они есть. И ему платили улыбками – щедро и без обмана.
