неуклюжестью крохотной танцовщицы – и девочка станет дурнушкой. Похвалишь юного воина, Изгонятеля
Злой Собаки, глядь – из парнишки получится славный солдат…
«Здравствуйте! Здравствуйте, Мастер Ханс! Как я счастлив вас видеть!» – навстречу, смешно
подпрыгивая, спешил часовщик Хольц. «Смотрите, смотрите, как я хожу!» – он и вправду выглядел
молодцом. Год назад, почти сразу после женитьбы, бедолагу хватил удар. Опасались, что часовщик так и не
встанет. Но прошло не более пяти месяцев с того дня, как хозяйка Хольц начала пользовать муженька
Семицветным Бальзамом Мастера Фармацевта, – и вот почтенный мужчина скачет, будто кузнечик.
…За разговорами о погоде, благоглупостях магистрата и ценах на масло Мастер Ханс не заметил, как
пробило восемь. Раскланивались уже в сумерках. Аптекарь решил было срезать путь через Старую площадь,
но заслышав визгливые дудки комедиантов, свернул обратно. Пасторальная песенка лезла в уши: «Где мой
милый пастушок, вместе выйдем на лужок, он подует в свой рожок, ляжем в тень на бережок…» Какая
мерзость! Впрочем, фарсы о глупых купцах, трусливых солдатах и хитроумных бюргерах были еще
противнее. Мастер Ханс прибавил шагу. Наконечник трости звонко стучал в булыжники. Хотелось есть.
Говядины с кровью, горячего супа – можно даже без гренок, темно-розового вина, душистого, мягкого,
свежевыпеченного хлеба… «Хлеба, мама, дай хлеба! Молока и хлеба! Пожалуйста!» И в ответ – жалобный,
как собачий скулеж под дождем, женский плач.
От неожиданности Мастер Ханс уронил тросточку. Нищих, тем паче голодных нищих в Вольном
Городе не было уже лет… Очень, очень давно. Калек и немощных стариков распределили в приюты для
обездоленных, сбившихся с пути взрослых направили в услужение к уважаемым бюргерам, сирот разобрали
на воспитание, большинство – и усыновили впоследствии. А на каждого упрямого пьяницу или выжившую
из ума старуху из тех, что не пожелали отправиться в богадельни, приходилось по десятку благотворителей.
Он огляделся. Чуть поодаль, прямо на пороге закрытой лавочки плакала еще молодая женщина в
пропыленной, но благопристойной простонародной одежде. За подол материнской юбки держалась
белокурая девочка не старше четырех лет.
«Что случилось, дитя мое?» – аптекарь склонился к женщине, внимательно глядя в ее лицо. Что
говорить, мошенники, готовые облапошить доверчивых добряков, еще встречались на улицах. Увидев
