Отклика не было. Старик продолжал осмотр гор, на лице покой, руки без движения.
Полковник обождал, стер пот с бровей и с лысины, сам бросил взгляд на горы, почесал колено и пошуршал документами. В конце концов, не в силах больше терпеть, достал ручку из кармана пиджака и протянул ее, вместе с бумагами, старику.
— Так что, если сейчас вы подпишете этот договор — вот, внизу, я отметил, где, — мы сможем завершить обсуждение.
Дед шевельнулся. Руки его отдыхали на прикладе ружья, сам он смотрел в сторону взгорья.
— Так что же? — Де Салиус держал наперевес бумагу и ручку.
Наконец старик заговорил,
— Нет, — сказал он,
— Простите?
— Нет.
Де Салиус медленно отвел свои протянутые руки, вернул ручку в пиджак и документы в портфель. Портфель он, однако, оставил открытым. Взяв с колена шляпу, начал обмахивать ею разгоряченное лицо, а другой рукой налил себе полный стакан воды. Льдинки весело, мелодично позванивали, когда струя сбегала с носика кувшина. А кувшин был подернут холодной влагой. Следом за полковником потянулся к кувшину и я.
— Это в полном смысле слова наше окончательное предложение, — проговорил Де Салиус, словно торговец подержанными автомобилями.
— Нет, — сказал дедушка. Любимое слово!
— Это в полном смысле ваша последняя возможность. — Полковник сделал большой глоток, освеживший ему рот, горло и брюхо. Я догадался, что зреет очередная речь. И она созрела. — Государство, мистер Воглин, по отношению к вам проявило большое терпение. Большое терпение и большое благородство. Хоть мы легко могли это совершить, мы не стали извлекать выгод из того факта, что ваша непреклонность есть не просто нарушение закона, но, в данном случае, злонамеренное и умышленное препятствование интересам обороны страны. Вы единственный во всей этой округе не осознали, что государственная безопасность имеет преимущественное значение сравнительно с личной собственностью и личными чувствами. Понятно вам это? — Дедушка не ответил, и Де Салиус продолжил: — Все ваши соседи давно уже восприняли эту мысль и позволили государству осуществлять необходимые мероприятия, что подразумевает в данном деле обеспечение обороны страны и безопасности всех американцев, включая, мистер Воглин, и вас. У государства ныне нет более насущной заботы, нежели защита всех нас и наших семей от угрозы, непрекращающейся угрозы, позвольте уж сказать, советского нападения. — Пауза. Тишина. — Ну, у вас было почти полгода, почти шесть месяцев, чтобы обдумать это. Вам было выдано возмещение за все. Далее, обходились с вами уважительно, терпеливо, справедливо, невзирая на ваше беспрецедентное упрямство. Вы обращались к нашим представителям с оскорблениями и угрозами, но мы не предпринимали никаких ответных мер, предусмотренных законом. Вы нарушали неприкосновенность государственной собственности, и мы предпочли пренебречь этим. Вы игнорировали три судебных ордера, и мы позволили, чтобы это сошло вам с рук. Ни одна страна в мире, кроме такой великой, могущественной и гуманной, как наша, не снесла бы постоянных нарушений законности. Но, — Де Салиус доверительно посмотрел старику в глаза, — но, мистер Воглин, пришло время государству действовать. И мы сообщили указанное окончательное предложение, позволяя вам жить здесь, подчинившись лишь тем ограничениям, которые я упомянул. Теперь, в свете сказанного, я прошу вас пересмотреть свое решение. Согласны?
